|
|
Выдержки из воспоминаний Людмилы Степановны Митусовой об архивах и наследии
семьи Рерихов оставшихся в квартире Ю.Н. Рериха
С.Н.Рерих и Л.С.Митусова в Москве на
квартире Ю.Н.Рериха.
<...>
Разбор
личных вещей Юрика
После открытия
выставки в Эрмитаже, Светик просил меня приехать в Москву и заняться
разбором спальни Юрика: "Я хочу, чтобы его комнату разбирали свои руки".
Мне были выданы деньги на дорогу. Кабинет Юрия Николаевича разбирала и
описывала Маргарита Иосифовна Воробьёва-Десятовская, ученица Юрия
Николаевича, востоковед. Ей помогала Кира Молчанова, тогда студентка, о
которой её дядя, Павел Федорович Беликов, говорил мне, что она необходима
ему как секретарь, так как была очень хорошая стенографистка, но по своим
знаниям она ещё не готова выполнять более серьезную и глубокую работу.
Разбор спальни я
начала с книжного шкафа. В нём - книги, записки, небольшие рисунки,
письма. Очень много автографов Елены Ивановны: такого-то числа "Дорогому
Юханчику". Опись всего этого я аккуратно делала на листах бумаги.
Напротив простой
раскладушки Юрия Николаевича, на которой он спал, стояла довольно высокая
корзина, покрытая красивым покрывалом. На ней лежали старые русские иконы.
В корзине были личные вещи Юрия Николаевича, привезённые им из Индии:
одежда, бумаги и другое. Там же я обнаружила ленту с боевыми патронами и
револьвер. Ежедневно приходил Святослав Николаевич. Поработав в кабинете с
Воробьёвой-Десятовской, он заходил ко мне спросить, как дела. Узнав о
находке оружия, он взволновался, посоветовался с Павлом Фёдоровичем
[Беликовым], и вечером они вынесли его из квартиры и утопили в
Москве-реке. Его в описи я, конечно, не отметила.
У раскладушки
Юрия Николаевича стояли кресло из квартиры Николая Константиновича на
Мойке, 83 (его нам с сестрой удалось сохранить), и довольно высокая
(приблизительно 1,2 м) статуя Будды. Он её тоже привёз с собой из Индии.
Ещё я описана все картины и фотографии, висевшие на стенах.
Когда я открыла
тумбочку, стоявшую подле раскладушки Юрика, я обнаружила в ней
лекарственные порошки и рецепт, прописанные доктором Мухиным перед уходом
Юрия Николаевича. Показала Святославу Николаевичу, он протянул руку и
сказал: "Отдай мне их". Положил в карман и унёс с собой. О результатах
своей проверки мухинских лекарств он мне не говорил, а я не спрашивала.
Это лекарство и рецепт я также не включила в опись комнаты Юрия
Николаевича.
После спальни
Юрия Николаевича я разбирала чемоданы с вещами Елены Ивановны и тоже
описывала их. Они находились на антресолях в коридоре. Святослав
Николаевич должен был срочно возвращаться в Индию (у него кончалась виза),
и в полном доверии, не ожидая последующего, по словам Светика,
предательства, я передала описи Людмиле Богдановой, которая вскоре ушла из
жизни.
И как тяжко было
узнать, что сразу после ухода Юрия Николаевича в его спальню без
разрешения Святослава Николаевича мог заходить кто угодно - те, кто считал
себя "близкими" - и даже ложился на его постель. Мнение об этих людях я
знала от самого Святослава Николаевича. И кто же завладел этой комнатой и
всей квартирой Юрика!? Незаконно!..
Ко времени разбора спальни Юрия
Николаевича относятся и мои письма сестре, отправленные в те трудные для
всех дни из квартиры на Ленинском проспекте. Без всяких комментариев они
передают горечь тех дней и вновь напоминают о том, какие темы тогда
затрагивал Святослав Николаевич в разговорах со мной. И самое главное - мы
говорили о создании музея Николая Константиновича в Ленинграде как о
выполнении высокого завета его семьи:
«Москва, 4 июля
1960 г.
Танюша,
дорогая, не грусти особенно, что тебе не удалось приехать. Мне, конечно,
было бы легче, если бы ты здесь появилась дня на 3, на 4. Я даже была
уверена в твоём приезде, так как ты не звонила, я письмо я получила только
вчера. Мне думается, что твоя поездка сюда принесла бы тебе больше горечи,
чем радости. Ты была бы, конечно, решительнее, чем я, но принесло бы это
пользу, я не знаю. Из письма Ниночке ты многое поймешь.
Светик
какой-то совсем странный. Очень разный. Работаю много, но в разное время,
так что иногда целый день не могу выбраться из дома. Светик бывает утром,
днем, вечером, иногда и утром, и вечером. Обычно они с Девикой обедают с
нами. Десятовская и Кира Алексеевна живут и столуются тоже у нас, а
поэтому всё очень натянуто».
«[Москва,]
5 июля 1960 г.
Письмо прервал звонок от Светика. Он спросил, хочу ли я
приехать к ним и провести с ними вечер. Я с радостью согласилась, и за
мной выслали машину. Раечка от обиды сразу вспыхнула и сказала, что меня
сделают "заведующей". Ну, конечно, меня никем не сделали, но вечер я
провела чудный. Много говорили о самых разнообразных вещах, о музее
Николая Константиновича в Ленинграде, о обеспечении Раи и Людмилы и вообще
о совершенно посторонних вещах. Говорили о тебе, и Девика сказала, что ты
и фигурой, и лицом похожа на балерину. Напиши ты им хотя бы пару слов. В
ответе сейчас сомневаюсь, потому что они до невозможности заняты. Светик,
бедный, даже запутался в свиданиях.
Сегодня
я его по телефону разыскивала в ресторане "Украина", так как он забыл, что
к нему на Ленинский проспект должны были придти 3 человека по важному
делу. Уезжает Светик 12-го, если ничего не случится. Людмилу сразу положат
в Кремлёвскую больницу. Как-то она перенесёт операцию? Ну, целую крепко,
крепко».
Через полмесяца я снова писала
Тане о «развале» и квартире Юрика, где всё это время по просьбе
Светика [я] жила:
«Москва, 18 июля 1960 г.
Дорогая Танюшенька,
получила деньги, получила письма. Спасибо тебе. <...> Ты просишь,
чтобы я больше писала. На этот раз не буду. Тебе обо всём расскажет Игорь
Васильевич. Правда, ему, кажется, надо задавать вопросы, как он задавал
Раечке, когда хотел получить от неё некоторые сведения об экспедиции.
Ну, так вот тебе примерный вопросник:
1. Мои встречи со Светиком.
Помехи.
2. Проводы.
3. Моя работа (при Светике и после).
4.
Взаимоотношения: а. блоки; b. борьба партий; с. перемирия: d.
сосуществование и т.д.
5. Характеристики. (Конечно, мою характеристику
Игорь Васильевич тебе расскажет подробнее всего, как типа отрицательного).
6. Поездка за город.
7. Обеспечение Людмилы и Раи, квартира,
дача...
8. Зелинские... <...>.
Фотографию Юрика тебе
посылает Борис Алексеевич. Если сможешь, сделай какие-либо фотографии
Юрика для Соловьёвой. Мне обещал чудесные фотографии Светик и Бадараев, но
первый забыл, а второй пока ничего не дал. <...> Мою поездку в
Ленинград хотел оплатить Светик, но перед отъездом ничего не сказал.
Раечке даны распоряжения, а она молчит1».
<...>
Друзья
Борис Николаевич Абрамов,
Павел Фёдорович Беликов Виктор Тихонович Черноволенко, Борис Алексеевич
Смирнов-Русецкий, Эдуард Яковлевич Бложис, Гаральд Феликсович Лукин, Арвид
Юльевич Калнс и его жена Лидия Петровна - вот мое окружение, мои друзья
вскоре после ухода Юрия Николаевича. О них вновь напомнили выписки из
писем Арвида Юльевича Павлу Фёдоровичу, сделанные во время поездки в
Таллинн и Козе-Ууэмыйза в 1998 году.
Больше всего поразило письмо
29 сентября 1961 года: "Хотя Рая договорилась с Зюмой о нашем приезде, в
связи чем нам приготовили комнату, мы всё-таки решили не воспользоваться
этой любезностью сестер [Митусовых] и устролись через гостиницу частным
образом на одной квартире, где получили отдельную прекрасную комнату.
Татьяны Степановны не было, она была на уборке картофеля, а Людмила
Степановна приняла нас очень сердечно, показала очень много интересного I
сокровенного. Расстались хорошими друзьями. При встрече рас скажу об этом
подробнее. Кстати, Людмила Степановна для Вас имеет несколько экземпляров
цветных репродукций Святослава Николаевича, но никак не соберётся Вам их
отослать. Говорил, между прочим, о том, что Юрий Николаевич ей звонил
незадолго до ухода, и говорил о Мойке, 83 как о Мемориальном музее Николая
Константиновича и как уже о решённом факте, причём был в очень приподнятом
настроении".
Последняя фраза очень важна
для нас теперь, когда насту пило время выполнения заветов Рерихов в
отношении Санкт Петербурга. Значит, в своих воспоминаниях я всё правильно
передавала о решении Юрием Николаевичем вопроса с музеем. Это его очень
заботило, и он радовался, что вопрос сдвинулся с мёртвой точки.
Возвращение рериховскон работы в России, как тогда, так и теперь, должно
идти через Музей, Образование, Просвещение. Необходимо выполнить волю отца
и матери.
Другие моменты в письмах
Калнса напомнили мне о том, что ещё было связано с Прибалтикой. Я
вспомнила, как договаривалась о летнем отдыхе Юрия Николаевича в
Прибалтике. Для него была снята уединённая дача на одном прекрасном озере,
дом на острове, куда можно было добраться только на лодке. В отношении
лошади для Юрия Николаевича я договорилась с председателем местного
колхоза. Не получилось. Потом с Эдуардом Яковлевичем Бложисом приезжала к
Калнсам и Сигулду. Несколько дней в июле 1963 года они знакомили нас с
этим прекрасным местом недалеко от Риги. Отношения с Калнсами у меня были
очень хорошие.
* * *
К сожалению, именно
"Прибалтика" испортила Раю Богданову после ухода Юрика и её старшей сестры
Людмилы. Какие-то почитатели Рерихов приезжали из Риги, заботились о Рае;
внушали ей, что не надо уезжать обратно в Индию к Святославу Николаевичу и
Девике Рани, что раньше она была прислугой Елены Ивановны, а теперь, если
уедет, ей придется прислуживать Девике Рани; говорили, что и в Советском
Союзе больше возможностей... Очень большую роль в "переделке" Раи сыграла
Екатерина из Латвийского Рериховского общества.
После ухода Юрия
Николаевича Рая была очень привязана ко мне, к Тане, по-прежнему
относилась к нам как к ближайшим родственницам Рерихов. Очень просила,
чтобы я взяла её с собой летом в Крым. Я уже договорилась с нашими
друзьями в Коктебеле, но накануне отъезда к Рае приехали рижане и убедили
её не ехать с "какими-то Митусовыми", и она поехала в Ригу.
Из Риги она вернулась уже
другим человеком. Ей ложно внушали о её высоком воплощении в прошлом
(якобы подруги Жанны Д'Арк), окружали ее свечами, молениями; её рассказы
об экспедиции Рерихов объясняли совершенно превратно и фантастично. Она,
видимо, поверила в эти объяснения. Сказался недостаток культуры и
образования, но погубило её тщеславие, желание быть не прислугой, а
"родственницей" Рерихов.
Вспоминаю один мой разговор о
Рае ещё с Юриком. Как-то, не помню по какому поводу, я спросила Юрия
Николаевича: "Юрик, почему вы не продолжили образование Раи?" Он ответил:
"Это её потолок".
Спустя какое-то время вокруг
Раи стали появляться совершенно некультурные личности. Через художника
Илью Глазунова возник Витя Васильчик - явно ненормальный, одержимый тип,
полностью подчинивший себе Раю, осквернивший с её согласия квартиру Юрия
Николаевича.
Вспоминаю свой последний
приход на Ленинский проспект в бывшую квартиру Юрика. Открыла мне Рая. Я
сразу же хотела пройти в кабинет Юрия Николаевича. Мне преградил путь
Васильчик: Нельзя. Мы ждём индийскую делегацию". Я попросила позвонить и
хотела пройти в столовую, где стоял телефон. Тут уже Рая сказала мне, что
туда тоже нельзя, поскольку там накрыт обед, и что она вынесет мне телефон
в коридор. Я развернулась и ушла. Больше никогда там не была, хотя знаю от
знакомых, какие там происходили и происходят безобразия, как порочатся
святые предметы и само наследие Рерихов.
Потом рассказывала о
сложившейся там ситуации Святославу Николаевичу. Он сказал: "Мы верили в
преданность наших слуг". И добавил, что лучшее, что можно сделать, это не
ходить туда, забыть эту квартиру до тех пор, пока там находятся Васильчик
и Рая.
* * *
Ещё когда только начинались
безобразия на бывшей квартире Юрика, у меня случайно состоялся разговор с
его соседкой по лестничной клетке. Она рассказала, что органы
госбезопасности принудили её следить за теми, кто посещает Юрия
Николаевича и сообщать в КГБ, что ей известно о происходящем вокруг его
квартиры. Постепенно она прониклась к Юрию Николаевичу огромным уважением
и даже любовью, и была искренне расстроена его кончиной. Больше всего меня
поразило, с каким возмущением она говорила о том, что происходит теперь на
бывшей квартире Юрика. Что, дескать, теперь туда ходят разные
"подозрительные личности", вносятся и выносятся картины, мебель, бумаги
(очевидно, архивные папки).
Спустя несколько лет я
написала Рае Богдановой письмо, в котором просила её одуматься и выполнять
то, что ей говорит Святослав Николаевич как единственный наследник своего
брата. Это было моё последнее обращение к Рае:
«Хотелось бы спросить... Хотелось бы написать...
Хотелось бы помочь... Ну почему же так вышло, Рая? Почему ты попала под
влияние Вити - человека такого далёкого от понимания идей Рериха? Ты
претендуешь на имя Рериха. Ты подписываешься под статьями, явно тобой не
написанными. Выставляешь картины "из коллекции Богдановой-Рерих", когда ты
никогда не была коллекционером их. Выступаешь в качестве "составителя"
драгоценных книг, тогда как не имеешь минимального умения и знания
выполнять эту работу. А главное, совсем отошла от руководства Святослава
Николаевича.
Тебя, может, уверили что ты
Водима. Я слышала и эту версию. И ты веришь этому? Вспомни, как Елена
Ивановна предупреждала подходящих об этой опасности. Восстанови размеры
дистанции между тобой и Еленой Ивановной. Ведь никто лучше тебя не знает,
что ты не была никогда удочорена, что ты не была сестрой Юрия Николаевича
и Святослава Николаевича»2.
«Бывая у нас, Девика
забиралась с ногами на диван и говорила, что она чувствует себя как дома,
а я свободно беседовала со Светиком.
Однажды я спросила его: «Юрик,
выполняя завет Елены Ивановны и Николая Константиновича, возвратился в
Россию, а почему ты остаёшься в Индии?» Он ответил: «Мы оба
выполняем один и тот же завет мамы и папы, но я остаюсь в Индии для того,
чтобы был мост между Индией и Россией, ибо Давшие задание родителям нашим
хотят помочь России влить в её чашу более древние и глубокие знания Индии.
К тому же я Индию очень люблю и меня в Индии любят тоже».
***
1974 год.
Ноябрь месяц. Наш дом на Моисеенко назначили на капитальный ремонт. Это
значит, что надо выезжать, но куда? Нам с сестрой предложили на выбор:
переселиться на время в маневренный фонд где-то в центре, но в плохие
условия, и дожидаться окончания ремонта нашего дома, чтобы в него
вернуться. При этом наша жилплощадь на старой квартире должна была ещё
больше уменьшиться, так как предполагалась перепланировка. Другой вариант
был предложен такой: переехать в новую квартиру в обычном доме в одном из
«спальных» районов Ленинграда, далеко от исторического центра города. Ни
тот, ни другой вариант нас не устраивали, ибо в результате могли
пострадать вещи отца, а главное, вещи Рерихов, которые наша семья
хранила.
Об этой ситуации знали наши друзья: Павел Фёдорович Беликов,
Ренита Андреевна Григорьева, Людмила Васильевна Мищенко, Александр
Борисович Батурин, Мария Александровна Потоцкая и другие. Все они помогли
нам хлопотать. С их помощью мы обратились в Охрану памятников и в Комитет
по культуре и получили поддержку, которой, впрочем, оказалось
недостаточно.
Как раз в это время у нас в доме происходили съёмки
фильма о Н.К. Рерихе. Святослав Николаевич и Девика Рани в них
участвовали. Режиссёром фильма был Роллан Сергиенко, авторами сценария
Ренита Григорьева и Людмила Шапошникова, оператором Олег Мартынов.
Коллектив съёмочной группы подобрался очень дружный, искренний,
устремлённый. Заправляла всем Ренита. Она же и рассказала Святославу
Николаевичу о нашей проблеме. Он сразу же откликнулся и предложил свою
помощь. Сказал, чтобы мы сняли новую квартиру, а он может дать денег для
этого. Он не понимал, что в то время в нашей стране «квартирный вопрос»
решался совсем по-другому: через ордера в жилконторе, прописку и т. д.
Ренита ему всё объяснила. Она же организовала его встречу по этому вопросу
в горисполкоме с руководством Ленинграда. Для этой встречи нужно было
написать его личное обращение, и к нему полагалось приложить прошение от
нас, сестёр Митусовых. Экземпляр обращения Святослава Николаевича
сохранился в нашем архиве:
«Председателю Исполнительного Комитета
Ленинградского Городского Совета Депутатов товарищу Казакову
В.И.
Настоящим подтверждаю, что в квартире моих троюродных сестёр
Митусовых Людмилы Степановны и Татьяны Степановны находятся мебель и вещи
моего отца, академика Николая Константиновича Рериха. Все эти вещи имеют
историческую ценность и в их сохранности я очень заинтересован. Ввиду
предстоящего переезда Митусовых на другую квартиру в связи с капитальным
ремонтом дома № 6 по улице Моисеенко, я был бы благодарен, если бы им была
предоставлена такая квартира, которая обеспечила бы дальнейшую сохранность
фамильных вещей моего отца.
Святослав Рерих. 11.11.74».
Наше
прошение взялся напечатать художник Батурин. Он сделал несколько
экземпляров и один отдал Рените перед тем, как она и Святослав Николаевич
пошли в Смольный. О результатах этого похода мы узнали на выставке Николая
Константиновича и Святослава Николаевича в Эрмитаже. Там мы с Таней
ожидали Светика и Рениту.
И вот они идут. Улыбаются. Даже смеются.
Святослав Николаевич весело повторяет: «Митусята!
Митусята!».
Оказывается, Батурин в шутку на одном экземпляре нашего
прошения напечатал вместо «сестры Митусовы» — «Митусята». По ошибке именно
этот экземпляр Святослав Николаевич передал в Смольном для рассмотрения
главе города.
Вышел небольшой конфуз. Святослав Николаевич с
невозмутимым видом объяснил, что это, видимо, опечатка машинистки. На этом
письме и была поставлена виза с положительным решением нашего
вопроса.
Мы с сестрой очень благодарили Святослава Николаевича. Я
сказала: «Светик, ты не понимаешь, что ты для нас сделал» — «Кажется,
начинаю понимать», - ответил он.»3
«У нас было много вещей Рерихов, но как многое мы
не уберегли. И здесь виноваты не только бедность двадцатых-тридцатых
годов, не только блокада, а наше «родственное» отношение. Мы привыкли к
этим дорогим с детства вещам чисто по-родственному. Могли подарить
дорогому, близкому нам человеку как знак нашей любви, нашего внимания...
Так, я подарила кольцо Елены Ивановны моей ближайшей подруге Машеньке
Потоцкой (потом - Батуриной). Одно кольцо Елены Ивановны взялась
отреставрировать секретарь Ленинградского Рериховского общества Нина
Быстрова, но оно у неё пропало...
Теперь другое время - каждая вещь
важна для нашего Музея-института. Вещи должны быть под одним руководством
-иначе начнётся разъединение из-за вещей.
«Каждая превратность
недопустима», - сказано в Учении". Это относится и к работе с памятными
вещами. Каждая вещь духовно высокого человека несёт свою поэзию, свою
духовность тому, кто сумеет это почувствовать.
Уже начинают изучать
ювелирные украшения Елены Ивановны, сохранившиеся у меня. Даже
демонстрируют их на конференции в Эрмитаже, где особенно привлёк внимание
медальон с сердоликом и бирюзой, который у нас из «петербургского» периода
Рерихов. Хочется добавить отношение к нему как к Сокровищу, данному в
ранний период. Пусть каждый предмет поможет пробудить новые осознания и
понимания.
Искусственная роза с платья
Елены Ивановны тоже «петербургского» периода. Малый бутон этой розы я
подарила Юлечке. Хотела, как и в старые времена другим, передать близкой
душе моей своё отношение к её знаниям, свою любовь. Тем более, её сын Тема
- мой крестник. Именно Юлия Будникова бесстрашно спасла значительную часть
Рериховского и Митусовского архива в дни ухода Тани»4.
«Рерихи всегда были против
дурной мистики, против псевдо-эзотеризма. Н.К. Рерих в своей книге
«Твердыня пламенная» писал: «Не смутный, туманный оккультизм и мистицизм,
но Свет Великой Реальности сияет там, где произросло просвещение
Культуры». Живое наследие Рерихов как художников, учёных, философов,
литераторов, путешественников - это работа, самоусовершенствование каждый
день, а не пустые разговоры. Как говорил Архип Иванович Куинджи, учитель и
друг Николая Константиновича: «Это, объяснить-то всё можно, а вот ты пойди
да победи» .
Когда меня спрашивают, как я
пережила столько разных эпох, разных времён, как я могла перестраиваться с
одного лада на другой, я отвечаю: всему причина Мысль. Мысль, направленная
на общечеловеческие ценности. Долго
живу может быть потому, что медленно, трудно течёт мысль моя. Где-то
рождается непрерывно. Может, во сне. Может, в памяти. А у иных душа
переполнена и быстро передаёт людям всё, чем наполнена. И помогает
всем!
Для нас в нашем времени мысль сохраняется, ловится, отражается
записыванием, печатанием, изображением. Для распространения мысли
используются копии, репродукции, тиражи... Но когда-нибудь для кого-нибудь
мысль будет сохраняться непосредственно во времени и в пространстве, будет
всегда доступна в памяти. В Вечной Памяти. И в этом деле компьютеры,
роботы - «это не тот путь». Так часто говорил и Святослав Николаевич,
когда его спрашивали о физическом проникновении человека в космос. Нужно
духовное, мысленное проникновение. Но к этому нужно идти постепенно.
Постепенность нужна как Помощь. Постепенно приближаются истины. Истина-
это когда сознаёшь сердцем: иначе и быть не может.
Для некоторых, быть
может, истины сразу понятны. А может быть, это им кажется? Всё равно к
истинам нужно подходить с осторожностью, с уважением. Познав часть, стоишь
как перед запертой дверью, за которой ещё больше сердечных духовных
пониманий, возможностей. Не ожидание чудес, но ожидание Истины,
Истины...
Елена Ивановна передавала слова Махатмы: «Глупцы говорят:
"Век чудес миновал", но мы отвечаем: "он никогда не существовал!"»199. Да,
за всяким явлением стоит одна Великая Реальность. И Её должны изучать не
фанатики, а настоящие, духовные учёные. Наука, просвещение, сознательная
работа откроют нам Великую Реальность.»5
1 стр 143-147
Людмила Митусова. О прожитом и судьбах близких: I. Воспоминания.
Санкт-Петербург: Рериховский центр СПбГУ; Вышний Волочёк: Изд-во
"Ирида-прос", 2004. - ответственный ред. акад. Б.С. Соколов. - 384 стр.
(Серия "Щедрый дар". - Вып. I).
2
стр 150-154 Там же
3 стр 164-166 Там же.
4 стр 192-193 Там же.
5 стр 210 Там же.
|
|
