А  Р  Х  И  В  Портала "Культура"
Портал
Культура
19 мар 2024, 11:33
УРАЛ: UTC + 5 часов

««

П
У
Б
Л
И
К
А
Ц
И
И

««


 

Правила форума


1. В этом форуме обсуждаются художественные произведения, опубликованные на данном сайте, а также связанные с ними или поднятые ими вопросы.
2. Допускается обсуждение любых вопросов, связанных с искусством. Приветствуется созидательное, жизнеутверждающее направление.
3. Не допускается размещение на форуме произведений искусства, основанных на депрессивной и иной психической патологии, а также гламура, эпатажа и пошлости.

Убедительная просьба познакомиться с ОБЩИМИ ПРАВИЛАМИ УЧАСТИЯ.



Форум закрыт Эта тема закрыта, Вы не можете редактировать и оставлять сообщения в ней.  [ Сообщений: 179 ]  На страницу 1, 2, 3, 4, 5 ... 12  След.
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 21 апр 2011, 08:17 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
Хочется встречать на этой ветке добротные художественные произведения современных авторов синтезирующих поэзию и прозу, философию и эстетику. Быть достойными продолжателями традиции литературы У. Уитмена, Джебрана, Ар-Рейхани, К. Паустовского, Ю. Куранова...


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 22 апр 2011, 09:13 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
В канун праздника светлого Христового Воскресения ( обретения Огненного тела славы), ставшего эпохой отсчёта Перехода ( этимологическая Пасха) от физического опыта к тонко-материальному и "огненному" ( Пути Агни-Йоги) хочется вспомнить бессмертные творения Св. Григория Богослова. Одного из первых поэтов христианства, открывшего традицию духовной новеллы. Радости всем!
Григорий Богослов
О, если бы приставлена была какая-нибудь дверь и к глазам, и к устам моим, не всегда отверзающимся на добро, чтобы я и видел, и слухом принимал одно полезное, а для худого сами собой замыкались у меня и зрение, и слух! И для рук самое лучшее упражнение, чтобы они, чистые, непрестанно воздевались к небу и были покорны небесным законам; равно и для ног, чтобы они шли путем гладким, а не по тернам, не по утесам, не по [конец с.82] стезе непреподобной. Но теперь, хотя каждый дарованный мне Богом член и сам в себе полезен, и для полезной дарован цели, однако же грех обратил его для меня в оружие смерти.
Какой же это правит мной закон? Отчего я на земле стал узником плоти? Как тело примешано к легкому духу? Не весь я чистая природа — ум, не весь и худшая — плоть; но составлен из того и другого, и нечто иное с ними. А потому и терплю непрекращающуюся тревогу брани между враждующими взаимно — и плотью, и душой. Я — образ Божий, вовлекаюсь в греховность; худшее во мне несправедливо противится лучшему, или убегаю от грехов и противлюсь им, но не без труда, после многих борений и при небесной только помощи.
Но я умер для жизни, едва перевожу дыхание на земле, избегаю городов и людей, беседуя со зверями и с утесами, один, вдали от других, обитаю в мрачной и необделанной пещере в одном хитоне, без обуви, без огня, питаюсь только надеждой и обратился в поношение всем земнородным. У меня ложем древесные ветви, постелью надежная власяница и пыль на полу, смоченная слезами.
Тебя один день ведет к другому; и тот постоянно влается, кто сам в себе легок; но в сердце человека благоустроеннаго есть некончаемый день.
Кто полагается на преходящее и приходящее, тот вверяется потоку, который не стоит на одном месте.
Для меня равно худы — и негодная жизнь и негодное слово. Если имеешь одно, будешь иметь то и другое.
Нечистому приступать к жертвоприношению значит оскорблять Бога. Но еще более оскорбляет Его тот, кто чтит всякие останки мертвых.
На пути к совершенству никогда не останавливайся. Худо сходить непрестанно в глубину. И ты, который только выходишь из бездны греха, еще стоишь.
Тот зрячий слепец, кто не видит, сколько пагубен его грех. Уметь открывать следы зверя — признак остраго зрения.
Если, имея нужду во враче своих немощей, скрываешь болезнь; то не спасешься от неисцельной гнилости.
Твое слово, мое дело. Кто сделал не доброе дело, тому сомнительный помощник — красноречие.
Пресыщение делает наглым, а я тебе, доблестный мой, желаю позаботиться о том, что вечно питаемую душу удерживает в должных пределах.
Желаю также, чтобы ты богател одним Богом, а целый мир почитал всегда наравне с паутинными тканями.
Блага настоящей жизни весьма чужды для человека; человеческая добродетель — вот что одно составляет жизнь.
Приступите, всем вопиет слово нелживаго Советодавца — Бога, приступите немедленно к познанию пренебесной Троицы!
Вы, на кого в сей жизни наложил свои узы честный брак, приложите ума, как бы вам больше плодов внести в небесныя точила!
А вы, невесты девы, приявшия в объятия свои Слово великаго Бога, старайтесь в дар Богу принести все!
Одинокая жизнь — всеозаряющий свет; но надобно устранить сердце от мира, и держать себя вдали от плотскаго.
Оскорбительно для веры — не в сердце ее иметь, но поставлять в каком-нибудь цвете. Краску не трудно смыть; а я люблю то, что проникло в глубину.
Не надобно иметь ни справедливости неумолимой, ни благоразумия, избирающаго кривые пути. Лучше всего — во всем мера.
Умеряй свою смелость, иначе будет она дерзостию, а не мужеством. К признакам целомудрия принадлежит и некоторая веселость.
Прекрасно иметь ум, отверстый всегда для Божия слова; чрез сие приобретается ведение небесных законов.
Спеши стать совершенным; не угождай тем, кому всего лучше не угождать; тешить грех — самая безславная слава.
Добродетельному стыдно быть защитником порочных; это почти то же, что собственной ногою стать на стезю порока.
Золото испытывается в горниле, а добродетельный — в скорбях. Часто скорбь бывает легче состояния невредимости.
Легко отречется и великаго Бога, кто отрекся отца. И наставника в благочестии уважай, как отца.
Моль все поядает; и на гроб не оставляй своего достояния; лучшая погребальная почесть — доброе имя.
Щади своих ближних, особенно же мертвых, которые все оставили и не могут ничего тебе сделать.
Оставив весь мир и всякое здешнее бремя, направляй парус в небесную жизнь.
Непрестанно простирайся на дела более и более совершенныя, умудряемый Богом; паче же всего предметом твоих попечений да будет Троица.
Из мудрых уст каплют самыя сладкия слова; а горькая гортань изрыгает брани.
Потоки сладости источаются с языка доброглаголиваго, а в нескромных устах родятся гнилыя речи.
Друзья любят и любимое друзьями, а враги презирают и срамят друзей.
Для бедных друзей затворены двери богатых; богатым же всегда приязненны блистательные чертоги.
Вода — прекрасный напиток; она не нарушает ясности мыслей; а выпитая чаша вина мутит ум.
Вино, по природе своей, незнакомо с целомудрием; тем и производит оно удовольствие, что раздражает.
Ум легок и не терпит обремененнаго чрева; потому что у противоположнаго с противоположным всегда борьба.
Лучше слегка принять пищи, нежели быть за богатым ужином, но только во сне.
Глупец во сне делается богатее и того, кто имеет у себя бездну денег.
Лучше быть бездетным, нежели иметь глупых детей; там один бездетен, а здесь многие худы.
Для всякаго умершаго человека целая земля есть гроб; потому что все, что из земли, на земле и в землю обращается.
Пастух, когда захочет, доит и козлов, но вместо молока выжимает у них потоки крови.
Свинья, когда видит, что готовят ей корм, умеет сдержаться и не хватает прежде времени.
И безчинных людей принуждай не нарушать приличнаго и установленнаго законами порядка.
Соблюдая закон, изгонишь вон страх; потому что всякий исполнитель законов — вне страха.
Сведущий кормчий избежит девятаго вала; а ум, обогащенный мудрыми мыслями, спасется от всякой беды.
Не замышляй ничего противнаго добродетельной жизни; потому что заблуждение порока очевидно.
Большая наковальня не боится стука; и мудрый ум отражает от себя все вредное.
Зайца приводит в страх шум листьев, а человека робкаго пугает и одна тень.
Ненавижу бедняка, делающаго подарки богатому, как человеку, который сладко говорит, но забывает накормить.
Злонамеренный оратор извращает законы; а благонравный оратор — самая стройная гармония.
Богатые смеются укоризнам сирот; они смеются даже и Божию наказанию.
На собственную пагубу хвалится законами, кто незаконно требует соблюдения законов.
Обычное дело бедняку не думать о себе высоко, потому что у одних богатых не бывает забот о средствах жизни.
Учи глупых, соображаясь, сколько можно, с их природой, тогда, может быть, сверх чаяния, сделаешь их благоразумными.
От удара железа воспламеняются и камни; плотно свитый бич образует сердце.
Весьма худо и давать клятву, и требовать ея; в обоих случаях оскорбляешь правду.
Собирай сокровище для нескончаемаго века, а настоящий век оскудевает даже прежде своего конца.
Не будь привязан к счастию, которое разрушается временем; а что время строит, время же и разрушает.
Неприлично женщинам выказывать в себе мужеский нрав; всякое другое правило кроме стыдливости чуждо благонравной женщине.
Удовольствие для наслаждающагося им кратковременно; едва наступит, как и улетает, подобно камню.
Для больнаго никакое богатство не предпочтительнее здоровья; и природа поступает премудро в том, что всегда желает здоровья.
Слова неразумнаго человека — шумный плеск моря, которое бьет в берега, но не напояет береговых растений.
Подарок заставляет и мудрецов видя не видеть; золото — такая же ловушка для людей, как сеть для птиц.
Скорби преждевременно раждают седины; чего лишил нас образ жизни, того не возстановит время.
Богатство — самый проворный приспешник в худом; потому что при могуществе всего сподручнее сделать зло.
Никакое приобретение не лучше друга; но никогда не приобретай себе в друзья худаго человека.
Уважай порядок и предпочитай могуществу; потому что сам он есть могущество и всегдашний охранитель могущества.
Ум озабоченный — это моль, которая точит кости; тело цветет, когда избегает забот.
Никакое пресыщение не бывает целомудренно; потому что огню свойственно сожигать вещество.
Вино — это поджога остывшей страсти; а всякое подложенное в огонь вещество усиливает пламень.
Кто боится тяжеб, тот избежит и гнева; потому что тяжбы часто воспламеняют сердце гневом.
Ужасно прибавлять трудов изнемогающему в трудах; однако же труд нередко прекращал труды.
Иный боится тех трудов, какие несут другие; а посмотри, и сам он завален трудами своего рода.
Заботься всегда о вечной славе; потому что настоящая слава ежедневно обманывает.
Гнев — небезопасный для всякаго советник; что предпринято в гневе, то никогда не бывает благоразумно.
Змия зла, аспид хитр; в этих животных видна порознь злоба, соединенная в одной женщине.
Смотря на голыя кости, убедишься, что все здешнее не принадлежит нам существенно.
Если молодой рак ходит не прямо, то берет для сего пример с матерней походки.
Делая принуждение природе, и от худых учителей, без сомнения, произведешь хороших учеников.
Украшай себя добрыми отличиями жизни и не презирай беднаго сироту.
Когда даст Бог, ничего не сделает зависть; а когда не даст, не поможет никакой труд.
Рождаешь, ехидна? — Не избегай мук рождения; когда ты зачала, то испытаешь, что испытала твоя мать, рождая тебя [1].
За явную робость никого не признают храбрым; одне победы приобретают похвалу.
Сонливый человек — изобретатель грез; потому что сон знаком только с призраками, а не с действительными вещами.
Принуждение убеждает и против воли; оно не редко связывает руки и исполинам.
Когда народная толпа в заблуждении, всякий начинает кричать, и все обращается в безпорядок.
Бездельнаго дела никогда не называй делом, ибо все бездельное достойно презрения.
И у собак, которыя сбежались на падаль, уважается порядок.
Когда говорит золото, тогда все другия слова не действительны. Оно умеет убеждать, хотя и не имеет языка.
Могут и ныне наслаждаться миром преданные скоропреходящим благам сея жизни.
Стихи о нищете мирской и духовной славе
1
Ты и в болезни весел, роскошествуешь, если только богат; чувствуешь, правда, зло, однако же есть у тебя и врачевство от болезни. А другой беден, но воздержен. И он втрое блажен, потому что нет у него ни зла, ни врачевства от зла. И я богатого, но раболепствующего страстям, тогда разве предпочту нищему и мудрому, когда человека крепкого силами, но помешанного в уме, соглашусь предпочесть здравому умом, хотя и худосильному.
2
Пусть один, имея у себя много врачевства против страданий, тяжко болен; а другой, не имея ни одного врачевства, весьма здоров, которого из них станешь ты ублажать? Очевидно, здорового; а знаю, что то же скажет и всякий. Так и человека, который имеет нужду в немногом, хотя он и очень беден, предпочти богатому и деньгами, и страстями.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 27 апр 2011, 01:43 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
Константин Паустовский

СТАРИК В СТАНЦИОННОМ БУФЕТЕ


Худой старик с колючей щетиной на лице сидел в углу станционного буфета в
Майори. Над Рижским заливом свистящими полосами проносились зимние шквалы. У
берегов стоял толстый лед. Сквозь снежный дым было слышно, как грохочет
прибой, налетая на крепкую ледяную закраину.
Старик зашел в буфет, очевидно, погреться. Он ничего не заказывал и
понуро сидел на деревянном диване, засунув руки в рукава неумело заплатанной
рыбачьей куртки.
Вместе со стариком пришла белая мохнатая собачка. Она сидела, прижавшись
к его ноге, и дрожала.
Рядом за столиком шумно пили пиво молодые люди с тугими, красными
затылками. Снег таял у них на шляпах. Талая вода капала в стаканы с пивом и
на бутерброды с копченой колбасой. Но молодые люди спорили о футбольном
матче и не обращали на это внимания.
Когда один из молодых людей взял бутерброд и откусил сразу половину,
собачка не выдержала. Она подошла к столику, стала на задние лапы и,
заискивая, начала смотреть в рот молодому человеку.
- Пети! - тихо позвал старик. - Как же тебе не стыдно! Зачем ты
беспокоишь людей, Пети?
Но Пети продолжала стоять, и только передние лапы у нее все время дрожали
и опускались от усталости. Когда они касались мокрого живота, собачка
спохватывалась и подымала их снова.
Но молодые люди не замечали ее. Они были увлечены разговором и то и дело
подливали себе в стаканы холодное пиво.
Снег залеплял окна, и дрожь пробегала по спине при виде людей, пьющих в
такую стужу совершенно ледяное пиво.
- Пети! - снова позвал старик. - А Пети! Ступай сюда!
Собачка несколько раз быстро мотнула хвостом, как бы давая понять
старику, что она его слышит и извиняется, но ничего с собой поделать не
может. На старика она не взглянула и даже отвела глаза совсем в другую
сторону. Она как бы говорила: "Я сама знаю, что это нехорошо. Но ты же не
можешь купить мне такой бутерброд".
- Эх, Пети, Пети! - шепотом сказал старик, и голос его чуть дрогнул от
огорчения.
Пети снова вильнула хвостом и вскользь, умоляюще посмотрела на старика.
Она как бы просила его больше ее не звать и не стыдить, потому что у нее
самой нехорошо на душе и она, если бы не крайность, никогда бы, конечно, не
стала просить у чужих людей.
Наконец один из молодых людей, скуластый, в зеленой шляпе, заметил
собаку.
- Просишь, стерва? - спросил он. - А где твой хозяин?
Пети радостно вильнула хвостом, взглянула на старика и даже чуть
взвизгнула.
- Что же это вы, гражданин! - сказал молодой человек. - Раз собаку
держите, так должны кормить. А то некультурно получается. Собака у вас
милостыню выпрашивает. Нищенство у нас запрещено законом.
Молодые люди захохотали.
- Ну и отмочил, Валька! - крикнул один из них и бросил собачке кусок
колбасы.
- Пети, не смей! - крикнул старик. Обветренное его лицо и тощая, жилистая
шея покраснели.
Собачка сжалась и, опустив хвост, подошла к старику, даже не взглянув на
колбасу.
- Не смей брать у них ни крошки! - сказал старик.
Он начал судорожно рыться в карманах, достал немного серебряной и медной
мелочи и начал пересчитывать ее на ладони, сдувая мусор, прилипший к
монетам. Пальцы у него дрожали.
- Еще обижается!-сказал скуластый молодой человек. - Какой независимый,
скажи пожалуйста!
- А, брось ты его! На что он тебе сдался? - примирительно сказал один из
молодых людей, наливая всем пиво.
Старик ничего не ответил. Он подошел к стойке и положил горсть мелких
денег на мокрый прилавок.
- Один бутерброд! - сказал он хрипло. Собачка стояла рядом с ним, поджав
хвост. Продавщица подала старику на тарелке два бутерброда.
- Один! - сказал старик.
- Берите! - тихо сказала продавщица. - Я на вас не разорюсь...
- Палдиес! - сказал старик. - Спасибо!
Он взял бутерброды и вышел на платформу. Там никого не было. Один шквал
прошел, второй подходил, но был еще далеко на горизонте. Даже слабый
солнечный свет упал на белые леса за рекой Лиелупа.
Старик сел на скамейку, дал один бутерброд Пети, а другой завернул в
серый носовой платок и спрятал в карман.
Собачка судорожно ела, а старик, глядя на нее, говорил:
- Ах, Пети, Пети! Глупая собака!
Но собачка не слушала его. Она ела. Старик смотрел на нее и вытирал
рукавом глаза - они у него слезились от ветра.


Вот, собственно, и вся маленькая история, случившаяся на станции Майори
на Рижском взморье.
Зачем я ее рассказал?
Начав писать ее, я думал совсем о другом. Как это ни покажется странным,
я размышлял о значении подробностей в прозе, вспомнил эту историю и решил,
что если ее описать без одной главной подробности - без того, что собака
всем своим видом извинялась перед хозяином, без этого жеста маленькой
собаки, то история эта станет грубее, чем она была на самом деле.
А если выбросить и другие подробности - неумело заплатанную куртку,
свидетельствующую о вдовстве или одиночестве, капли талой воды, падавшие со
шляп молодых людей, ледяное пиво, мелкие деньги с прилипшим к ним сором из
кармана, да, наконец, даже шквалы, налетавшие с моря белыми стенами, то
рассказ от этого стал бы значительно суше и бескровнее.
В последние годы подробности начали исчезать из нашей беллетристики,
особенно в вещах молодых писателей.
Без подробности вещь не живет. Любой рассказ превращается в ту сухую
палку от копченого сига, о какой упоминал Чехов. Самого сига нет, а торчит
одна тощая щепка.
Смысл подробности заключается в том, чтобы, по словам Пушкина, мелочь,
которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно, в глаза всем.
С другой стороны, есть писатели, страдающие утомительной и скучной
наблюдательностью. Они заваливают свои сочинения грудами подробностей - без
отбора, без понимания того, что подробность имеет право жить и необходимо
нужна только в том случае, если она характерна, если она может сразу, как
лучом света, вырвать из темноты любого человека или любое явление.
Например, чтобы дать представление о начавшемся крупном дожде, достаточно
написать, что первые его капли громко щелкали по газете, валявшейся на земле
под окном.
Или, чтобы дать страшное ощущение смерти грудного ребенка, достаточно
сказать об этом так, как сказал Алексей Толстой в "Хождении по мукам":
"Измученная Даша уснула, а когда проснулась, ее ребенок был мертв и
легкие волосы у него на голове поднялись".
"- Покуда спала, к нему пришла смерть... - сказала Даша, плача, Телегину.
- Пойми же - у него волосики встали дыбом... Один мучился... Я спала.
Никакими уговорами нельзя было отогнать от нее видение одинокой борьбы
мальчика со смертью".
Эта подробность (легкие детские волосы, вставшие дыбом) стоит многих
страниц самого точного описания смерти.
Обе эти подробности верно бьют в цель. Только такой и должна быть
подробность - определяющей целое и, кроме того, обязательной.
В рукописи одного молодого писателя я наткнулся на такой диалог:
"- Здорово, тетя Паша! - сказал, входя, Алексей. (Перед этим автор
говорит, что Алексей открыл дверь в комнату тети Паши рукой, как будто дверь
можно открыть головой.)
- Здравствуй, Алеша, - приветливо воскликнула тетя Паша, оторвалась от
шитья и посмотрела на Алексея. - Что долго не заходил?
- Да все некогда. Собрания всю неделю проводил.
- Говоришь, всю неделю?
- Точно, тетя Паша! Всю неделю. Володьки нету? - спросил Алексей,
оглядывая пустую комнату.
- Нет. Он на производстве.
- Ну, тогда я пошел. До свиданьица, тетя Паша. Бывайте здоровы.
- До свиданья, Алеша, - ответила тетя Паша. - Будь здоров.
Алексей направился к двери, открыл ее и вышел. Тетя Паша посмотрела ему
вслед и покачала головой:
- Бойковитый парень. Моторный".


Весь этот отрывок состоит, помимо небрежностей и разгильдяйской манеры
писать, из совершенно не обязательных и пустых вещей (они подчеркнуты). Все
это ненужные, не характерные, ничего не определяющие подробности.
В поисках и определении подробностей нужен строжайший выбор.
Подробность теснейшим образом связана с тем явлением, которое мы называем
интуицией.
Интуицию я представляю себе как способность по отдельной частности, по
подробности, по одному какому-либо свойству восстановить картину целого.
Интуиция помогает историческим писателям воссоздавать не только подлинную
картину жизни прошедших эпох, но самый их воздух, самое состояние людей, их
психику, что по сравнению с нашей была, конечно, несколько иной.
Интуиция помогла Пушкину, никогда не бывшему в Испании и в Англии,
написать великолепные испанские стихи, написать "Каменного гостя", а в "Пире
во время чумы" дать картину Англии, не худшую, чем это могли бы сделать
Вальтер Скотт или Берне - уроженцы этой туманной страны.
Хорошая подробность вызывает и у читателя интуитивное и верное
представление о целом - или о человеке и его состоянии, или о событии, или,
наконец, об эпохе.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 27 апр 2011, 12:11 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
Константин Устинов
..." Если беседы Великого Путника с Ибн-Рагимом никто не слышал, это не значит, что их не было. Их поход в течение шести лет не мог быть безмолвным. И ни одно из слов драгоценных не могло быть утрачено.
Вся действительность соткана из символов.
"

Караван остановился у скалы, имеющей причудливую форму. Вдали, за густым лесом, виден был треглавый венец Белой Горы. Вода под ногами путников ревела и пенилась.
- Судьба привела нас к порогу первозданной тайны, где мы постигнем новую ступень познания, - сказал Великий Путник.
Его проводник ответил:
- Тысячи лет предки наши поклоняются Владыке Снегов, и мудрость источают эти вечные льды. Но кто видел ступени, о которых ты говоришь?
- В недрах горы сокрыт храм величайшей силы. В недрах горы сокрыт клад неистощимый. Когда мир устанет от войн и развлечений, когда истощится милосердие земное, многие придут, чтобы утолить духовную жажду ароматом сокрытой здесь тайны. Залы великих библиотек не допустят каждого к драгоценным свиткам. Но сердце может воспринять мудрость в ее тончайшей эссенции. Духи знания облагородят путников.
- Но какую святыню ты нашел среди этих серых камней? Ведь нет здесь ни священных врат, ни великого алтаря?
- Врата Судьбы разрушены, алтарь древнего храма погас, но огонь унесен был в сокровенное место. Зов Ориона зажигает сердце огнем. Пламенная боль зерна духа укажет на место встречи моей с Владыками Сердца Мира. Изображение Благословенного откроет тайны храма мудрости. Мы вошли в святилище белых вод, где даже стихии имеют дар человеческой речи. Не страшитесь колдовства, если услышите в шепоте ветра или листвы тайное приветствие. Нас ждут давно.

По камням застучали подковы. Грохот реки стихал. Сквозь кедры открывались остатки древнего города знания. Ветер доносил запах кедровой смолы и отголоски древних песнопений. Пронзительное звучание серебряных колокольчиков зажигало пространство. Синие и серебряные искры, сливаясь в стремительном танце, рисовали в воздухе знаки, которые таяли, касаясь сердца и глаз. Белая Твердыня встречала позванного. Солнце уходило за горы, и в уходящем лиловом сумраке над Белой Горой робко поднималось созвездие Орион, неся три лампады, собранные в величайший знак мира. Приближалось таинство благословенной ночи.

Костры засветились, смолкли разговоры.

Сидящая у костра одинокая фигура отбрасывала длинную тень. Глаза Великого Путника отражали пламя. Шелестели ветки кедра от налетающего ледяного ветра. Казалось, языки пламени отвечают глядящему в костер человеку. То вспыхивая, то угасая, они давали ответ на известные только им вопросы и одобрительно взлетали или стелились вокруг горящих сучьев. Великий Путник видел сквозь огонь развернутый перед ним свиток ожидающей его судьбы, и печаль, пронзившая сердце, тихо угасала, как угли, остывающие в костре и превращающиеся в золу.

Мир ждал жертвы.
("Голос Сердца", 270)


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 01 май 2011, 09:38 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
УОЛТ УИТМЕН
ОСЕННИЕ РУЧЬИ
БЫЛ РЕБЕНОК, И ОН РОС С КАЖДЫМ ДНЕМ

Был ребенок, и он рос с каждым днем и каждый день видел новое,

И на что бы он ни взглянул — он всем становился,

И все становилось частью его на этот день, на этот час

Или на многие, многие годы.



Ранняя сирень стала частью его,

И трава, и белый или розовый вьюнок, белый и красный клевер, и песня синицы,

И мартовские козочки, и розовые поросята, табунок жеребят, и резвый теленок,

И шумливый птичий двор, и утята в грязи возле пруда,

И рыбы, так непонятно повиснувшие под водой, и сама красивая непонятная вода,

И водяные растения с большими плоскими листьями — все стало частью его.



Апрельские и майские побеги стали частью его,

Зимние всходы и желтые всходы маиса, и овощи огородов,

И яблони — сначала в цвету, а потом все в плодах, и лесная ягода, и придорожный сорняк,

И старый пьянчужка, ковыляющий домой из сарая при кабаке, где он отсыпался после попойки,

И учительница, идущая в школу,

Послушные мальчики и драчуны-забияки,

Румяные девочки в чистеньких платьях, и босоногие негритята,

И все, что менялось в городе и деревне, в которых он рос.



И родители: тот, кто зародил его, и та, что его носила и родила,

Они дали ему не только жизнь,

Они отдавали ему себя каждый день, они стали частью его.



Мать, спокойно собирающая ужин на стол,

Мать в чистом чепчике и платье, ее ласковые уговоры, и когда она проходит мимо — запах свежести от нее и от ее одежды.

Отец, сильный, поглощенный делами, раздражительный, грубый, переменчивый, несправедливый,

Подзатыльники, быстрая громкая речь, когда он торгуется до хрипоты ради выгодной сделки,

Семейный уклад, привычные словечки, гости, вещи и сладкая на сердце тоска.

Привязанность, с которой не совладать, ощущенье всего, что окружает тебя, и сомненье — а вдруг все окажется сном?

Дневные сомненья, и сомнения ночи, и желанье узнать: так ли это все и как именно,

Такое ли все, каким оно кажется, или все это только проблеск и промельк?

Люди, снующие по улицам городов,— что они, как не промельк и проблеск?

А сами улицы, фасады домов, товары в витринах,

Экипажи, фургоны, тяжелые настилы пристаней, скопления и заторы у переправы,

Деревня на взгорье, когда издали видишь ее на закате с другого берега быстрой реки,

Тени, отсветы сквозь дымку, на колокольне, на крышах, там, за две мили отсюда.

А тут рядом шхуна, сонно дрейфующая вместе с отливом, с маленькой лодкой, зачаленной за кормой,

Или сумятица теснящихся волн, всплеск ломких гребней, удары прибоя,

В высоком небе пожар облаков и вдали полоса коричневой отмели, затерявшейся в чистом недвижном просторе,

И горизонт, и пролетевшая чайка, и запах соленых лагун, водорослей, ила,—

Все это стало частью ребенка,— он рос с каждым днем, и каждый день видел новое, и не перестанет расти, будет всегда расти с каждым днем.


ЭТОТ ПЕРЕГНОЙ

1

Вдруг что-то ошеломило меня, когда я думал, что я в безопасности,

И я бегу из любимого тихого леса,

Я не стану бродить по лугам,

Я не пойду, не разденусь, чтобы встретиться с моим любовником — морем,

Я не стану прижиматься моим телом к земле, чтобы ее тело обновило меня.



Почему же ее не тошнит, эту землю?

Как можешь ты жить на земле, ты, весенняя зелень?

Как можешь ты давать мне здоровье, ты, травяная кровь, кровь корней, плодов и зерен?

Разве изо дня в день не пихают в тебя, о земля, пораженные болезнями трупы?

Разве каждый материк не набит до краев мертвецами?



Куда же ты девала эти трупы, земля?

Этих пьяниц и жирных обжор, умиравших из рода в род?

Куда же ты девала это тухлое мясо, эту вонючую жижу?

Сегодня их не видно нигде, или, может быть, я заблуждаюсь?

Вот я проведу борозду моим плугом, я глубоко войду в землю лопатой и переверну верхний пласт,

И под ним, я уверен, окажется смрадное мясо.



2

Вглядитесь же в эту землю! Рассмотрите ее хорошо!

Может быть, каждая крупинка земли была когда-то частицей больного — все же смотрите!

Прерии покрыты весенней травой,

И бесшумными взрывами всходят бобы на грядах,

И нежные копья лука, пронзая воздух, пробиваются вверх,

И каждая ветка яблонь усеяна гроздьями почек,

И пшеница с таким бледным лицом воскресает из своей усыпальницы,

И начинают опять покрываться зеленоватым туманом шелковица и плакучая ива,

И птицы-самцы поют утром и вечером, а их самки сидят в своих гнездах,

И вылупляются цыплята из яиц,

И возникают новорожденные твари, корова рождает теленка и жеребенка кобыла,

И честно встают на пригорке темно-зеленые листья картошки,

И желтые стебли маиса встают, и сирень зацветает у дверей во дворе,

И летняя зелень горда и невинна над этими пластами умерших.



Какая химия!

Что ветры и вправду не веют заразой,

Что нет никакого подвоха в этой влаге прозрачно-зеленого моря, которая жаждет любовно прижаться ко мне,

Что я без опаски могу ей дозволить лизать мое голое тело множеством своих языков,

Что мне не грозят те хвори, которые влиты в нее,

Что все чисто всегда и вовеки,

Что так сладостна студеная вода из колодца,

Что ежевика так сочна и душиста,

Что ни яблони, ни апельсины, ни виноград, ни дыни, ни сливы, ни персики не отравляют меня,

Что, когда я лежу на траве, она не заражает меня,

Хотя, может быть, каждая былинка травы встает из того, что было когда-то болезнью.



Этим-то Земля и пугает меня, она так тиха и смиренна,

Она из такого гнилья создает такие милые вещи,

Чистая и совсем безобидная, вращается она вокруг оси, вся набитая трупами тяжко болевших,

И такие прелестные ветры создает она из такого ужасного смрада,

И с таким простодушным видом каждый год обновляет она свои щедрые, пышные всходы,

И столько услад дает людям, а под конец получает от них такие отбросы в обмен.



ЕВРОПЕЙСКОМУ РЕВОЛЮЦИОНЕРУ, КОТОРЫЙ ПОТЕРПЕЛ ПОРАЖЕНИЕ

И все же, мой брат, моя сестра, не отчаивайся,

Иди, как и прежде, вперед — Свободе нужна твоя служба,

Одна или две неудачи не сломят Свободу — или любое число неудач,

Или косность, или неблагодарность народа, или предательство,

Или оскаленные клыки властей, пушки, карательные законы, войска.



То, во что мы верим, притаилось и ждет нас на всех континентах,

Оно никого не зовет, оно не дает обещаний, оно пребывает в покое и ясности, оно не знает уныния.

Оно ждет терпеливо, чтобы наступил его срок.

(Да, я воспеваю не только покорность,

Я также воспеваю мятеж,

Ибо я верный поэт каждого бунтовщика во всем мире,

И кто хочет идти за мною — забудь об уюте и размеренной жизни,

Каждый миг ты рискуешь своей головой).



Бой в разгаре, то и дело трубят тревогу,— мы то наступаем, то отходим назад,

Торжествуют враги или думают, что они торжествуют,

Тюрьма, эшафот, кандалы, железный ошейник, оковы делают дело свое,

И славные и безымянные герои уходят в иные миры,

Великие трибуны и писатели изгнаны, они чахнут в тоске на чужбине,

Их дело уснуло, сильнейшие глотки удушены своей собственной кровью.

И юноши при встрече друг с другом опускают в землю глаза,

И все же Свобода здесь, она не ушла отсюда, и врагам досталось не все.



Когда уходит Свобода, она уходит не первая, не вторая, не третья,

Она ждет, чтобы все ушли, и уходит последней.



Когда уже больше не вспомнят нигде, ни в одной стране, что на свете есть любящие,

Когда ораторы в людных собраниях попытаются чернить их имена,

Когда мальчиков станут крестить не именами героев, но именами убийц и предателей,

Когда законы об угнетении рабов будут сладки народу и охота за рабами будет одобрена всеми,

Когда вы или я, проходя по земле и увидев невольников, возрадуемся в сердце своем

И когда вся жизнь и все души людей будут уничтожены в какой-нибудь части земли,—

Лишь тогда будет уничтожена воля к Свободе,

Лишь тогда тиран и нечестивец станут владыками мира.



ПТИЧЬИМ ЩЕБЕТОМ ГРЯНЬ

Птичьим щебетом грянь, о язык мой, про радость поры, когда сирень зацветает (она в памяти снова и снова),

Отыщи мне слова о рождении лета,

Собери апреля и мая приметы желанные (так на морском берегу собирают камешки дети) —

Стонут лягушки в прудах, терпкий, бодрящий воздух,

Пчелы, бабочки, воробей с незатейливым пеньем,

Синяя птица, и ласточка, быстрая, словно стрела, и с золочеными крыльями дятел,

Солнечная дымка над землею, клубы дыма цепляются друг за друга, вздымается пар,

Мерцанье холодных вод и рыба в тех водах,

Лазурное небо, бегущий ручей,— и все это в искрах веселых...

Хрустальные дни февраля, кленовые рощи, где делают кленовый сахар,

Где порхает реполов, у него бойкий блестящий глаз и коричневая грудка,

Он подает чистый певучий голос на вечерней и на утренней заре,

Он бесшумно носится в саду среди яблонь, строя гнездо для подруги;

Тающий мартовский снег, ива выбрасывает свои желто-зеленые побеги,—

Это весна! Это лето! Что принесло оно и чего мне недостает?

Душа моя, ты на свободе, но что-то тревожит меня, а что — я не знаю;

В дорогу, скорее в дорогу — измерим все дали и выси!

О, если б летать, как летает птица!

О, если бы, словно корабль, под парусом мчаться!

Взлетать за тобою, душа, как взлетает корабль на хребты водяные,

Впитать в себя всё — все краски, все звуки, синее небо, и травы, и капли росы на рассвете,

И запах сирени; ее сердцевидные листья темно-зеленого цвета,

Лесные фиалки, и хрупкий, бледный цветок по прозванью «невинность»,—

Все вещи во всех разновидностях, не ради вещей, ради их природы,—

Спеть песню любимым кустам в один голос с птицей,

Птичьим щебетом грянуть про радость поры, когда сирень зацветает (она в памяти снова и снова).



МУЗЫКАЛЬНОСТЬ

1

Звучность, размеренность, стройность и божественный дар говорить слова,

Пройди года, и дружбу пройди, и наготу, и целомудрие, и роды,

Реки грудью пройди, и озера, и земли,

И горло свое разреши, и впитай в себя знания, века, племена преступление, волю,

И сокруши все преграды, и возвысь и очисти душу, и утвердись в своей вере,

И лишь тогда ты, быть может, достигнешь божественной власти: говорить слова.

И к тебе поспешат без отказа Войска, корабли, библиотеки, картины, машины, древности, города, отчаяние, дружба, горе, убийство, грабеж, любовь, мечта,

Придут, когда нужно, и покорно прорвутся сквозь губы твои.

2

О, почему я дрожу, когда я слышу голоса человеческие?

Воистину, кто бы ни сказал мне настоящее слово, я всюду пойду за ним,—

Как вода за луною безмолвной струистой стопой идет вокруг шара земного.



Все только и ждет настоящего голоса;

Где же могучая грудь? где же совершенная душа, прошедшая через все испытания?

Ибо только такая душа несет в себе новые звуки, которые глубже и слаще других,

Иначе этим звукам не звучать.



Иначе и губы и мозги запечатаны, храмы заперты, литавры не бряцают,

Только такая душа может открыть и ударить,

Только такая душа может выявить наружу то, что дремлет во всех словах.




ЗАКОНЫ ТВОРЕНИЯ

Законы творения

Для могучих художников и вождей, для молодой поросли просветителей и совершенных поэтов Америки,

Для благородных ученых и будущих музыкантов.

Все да входят в единый ансамбль мироздания, в слитную истину мироздания,

Ничто не должно нарушать законы вселенной, дабы все труды говорили о высшем законе, законе неповиновения.



В чем, по-вашему, суть творения?

Чем, по-вашему, можно насытить душу, кроме свободы ходить где угодно и никому не повиноваться?

Что, по-вашему, я твержу вам на сотни ладов, кроме того, что каждый мужчина и каждая женщина не уступают Богу?

И что нет Бога божественнее, чем Вы сами.

И что именно это в конечном счете подразумевают все мифы, древние и сегодняшние.

И что вы или каждый должны подходить к творениям в свете этих законов.




ЧУДЕСА

Ну кто же теперь верит в чудеса?

А я вот во всем вижу чудо:

Проходя по улицам Манхаттена,

Глядя поверх крыш на далекое небо,

Бродя босиком по самой кромке прибоя

Или стоя под деревом где-то в лесу,

Говоря днем с теми, кого я люблю, и по ночам лежа в постели с теми, кого я люблю,

Или за столом, пируя с друзьями,

Разглядывая незнакомых людей, сидящих напротив в вагоне,

Или следя, как пчелы вьются над ульем в летний полдень,

Или как стадо пасется в лугах,

Любуясь на птиц, или на чудесных стрекоз,

Или на чудо заката, или на звезды, светящие спокойно и ясно,

Или на крутой, восхитительно тонкий изгиб молодого весеннего месяца;

Все это и остальное для меня чудеса,

Слитые вместе, и каждое в отдельности — чудо.



Для меня каждый час дня и ночи есть чудо,

Каждый кубический дюйм пространства — чудо,

Каждый квадратный ярд земной поверхности — чудо,

Каждый фут в ее глубину полон чудес.



Для меня море открывает все новые чудеса:

Рыбы — скалы — движение волн — корабли — их команда,—

Каких вам еще надо чудес!



ИСКРЫ ИЗ-ПОД НОЖА

Где целый день нескончаемо движется толпа городская,

Чуть в сторонке стоят и смотрят на что-то дети, я подошел к ним и тоже смотрю.



У самой обочины, на краю мостовой,

Точильщик работает на станке, точит большущий нож;

Наклоняясь, он осторожно подносит его к точилу;

Мерно наступая на педаль, он быстро вращает колесо, и, лишь он надавит на нож чуткой и твердой рукою,

Брызжут щедрыми золотыми струйками

Искры из-под ножа.



Как это трогает и захватывает меня —

Грустный старик с острым подбородком, в ветхой одежде, с широкой кожаной лямкой через плечо,

И я, готовый во всем раствориться, зыбкий призрак, случайно остановившийся здесь, весь внимание,

Люди вокруг (немыслимо малая точка, вкрапленная в пространство),

Заглядевшиеся, притихшие дети, беспокойная, шумная, сверкающая мостовая,

Сиплое жужжание крутящегося точила, ловко прижатое лезвие,

Сыплющиеся, прядающие, летящие стремительным золотым дождем

Искры из-под ножа.

УКРОТИТЕЛЬ БЫКОВ

Далеко-далеко на севере, в захолустье, средь мирных пастбищ,

Живет мой приятель-фермер, герой моих рассказов, прославленный укротитель быков;

Ему пригоняют трехгодовалых и четырехгодовалых быков, совершенно диких,

Он берется за самого свирепого — и ломает ему норов, укрощает его;

Он смело выходит, даже не взяв в руки кнута, на двор, где бычок мечется, обезумев,

Упрямо мотая головой, с бешеными глазами,—

Только глянь! — как скоро его ярость утихла, как быстро мой

Друг усмиряет его!

Погляди, по фермам вокруг есть немало быков, молодых и старых, и это он, мой приятель, он укротил их,

И все знают его, все любят его;

Погляди, среди них есть такие красивые, такие величественные,

У одного светло-бурая масть, другой весь в крапинах, есть быки с белым ремешком вдоль спины, есть пестрые.

Есть с широко разведенными рогами (добрая примета!), и глянь — ярко-рыжие,

Глянь — два со звездочкой на лбу,— у всех круглые бока, широкие спины,

Как прочно и грузно стоят они, упершись в землю копытами, и какие глаза у них умные!

Как смотрят они на своего укротителя — им хочется, чтобы он подошел к ним, как они все поворачиваются к нему головами!

Как они выражают покорность, как беспокойны, когда он от них уходит,—

Я гадаю про себя: что же они думают о нем (прочь книги, политика, прочь, все поэмы),

Признаюсь, я завидую обаянию лишь этого человека — моего молчаливого, неграмотного друга,

Которого любят десятки быков, который живет на ферме

Далеко-далеко на севере, в захолустье, средь мирных пастбищ.



СТРАНСТВУЯ УТРОМ

Странствуя утром,

Выплыв из ночи, из мрачных мыслей, думая о тебе,

Мечтая о тебе, гармоничный Союз, о тебе, божественно поющая птица,

О тебе, переживающий дурные времена мой край, удушаемый черным отчаянием, всяким коварством, изменой,

Чудо узрел я — дроздиху, кормящую своего птенца,

Песнопевца-дрозда, чьи восторженные звуки, полные радости и веры,

Всегда укрепляют мой дух, согревают его.



И тогда я подумал и почувствовал:

Если черви, и змеи, и мерзкие личинки могут превратиться в сладостное, одухотворенное пение,

Если можно всякую гадкую тварь так преобразить, нужной, благодетельной сделать,

Тогда я могу верить в тебя, в твои судьбы и дни, о родина;

Кто знает — может, эти уроки годны и для тебя?

Быть может, благодаря им когда-нибудь твоя песня поднимется радостной трелью,

И ей будет предназначено прозвенеть на весь мир.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 08 май 2011, 01:25 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
Джебран Халиль Джебран

Песок и пена

Еще вчера я мыслил себя частицей, пульсирующей без всякого ритма в сфере жизни.
Теперь я знаю, что я семь сфера, и жизнь во всех своих частицах ритмично пульсирует во мне.

* * *
Они говорят мне, очнувшись ото сна: «Ты и мир, в котором ты живешь, – всего лишь песчинка на неоглядном берегу неоглядного моря».
А я говорю им во сне: «Я – неоглядное море, и все миры – лишь песчинки на моем берегу».
Лишь однажды я не нашелся что ответить. Когда меня спросили, кто я.

* * *
Первой Божией мыслью был ангел. Первым Божиим словом был человек.

* * *
Я родился сызнова, когда моя душа и тело полюбили друг друга и сочетались браком.

* * *
Разве духи, населяющие эфир, не завидуют людской боли?

* * *
Достигнуть зари можно только тропою ночи.

* * *
Мой дом говорит мне: «Останься со мной, ибо здесь живет твое прошлое».
А путь говорит: «Следуй за мной, ибо я – твое будущее».
И я говорю дому и пути: «У меня нет прошлого, как нет и будущего. Останься я здесь – в недвижности моей будет движение. Если же уйду – в движении моем будет недвижность. Только любовь и смерть всё меняют».

* * *
Не удивительно ли, что жажда определенных удовольствий есть часть моей боли?

* * *
Семь раз я презирал свою душу:
Первый раз, когда увидел, что она покорялась, чтобы достичь высот.
Второй раз, когда заметил, что она хромает в присутствии увечных.
Третий раз, когда ей дано было выбирать между трудным и легким, и она выбрала легкое.
Четвертый, когда она свершила зло и в оправдание себе сказала, что другие поступают так же.
Пятый, когда она, стерпев по слабости своей, выдала терпение за силу.
Шестой, когда она с презрением отвернулась от уродливого лица, не ведая, что это одна из ее личин.
И седьмой раз, когда она пела хвалебную песнь и мнила это добродетелью.

* * *
Я не знаю абсолютной истины. Но я смиряюсь перед своим незнанием, и в том – моя честь и награда.

* * *
Между воображением человека и обретением желанного лежит пространство, которое человек может преодолеть лишь своим страстным стремлением.

* * *
Ты слеп, а я глух и нем, так давай же возьмемся за руки и постараемся понять друг друга.

* * *
Наш разум – морская губка; наше сердце – поток.
Не странно ли, что большинство из нас предпочитает скорее впитывать, нежели изливаться?

* * *
Подлинная суть другого не в том, что он открывает тебе, но в том, чего он тебе открыть не может.
Потому, когда хочешь понять его, вслушивайся лучше не в то, что он говорит, а в то, чего он не говорит.

* * *
Чувство юмора – это чувство соразмерности.

* * *
Мое одиночество родилось, когда люди расточали похвалы моим говорливым порокам и порицали мои молчаливые добродетели.

* * *
Знать истину следует всегда, изрекать – иногда.

* * *
Подлинное в нас – молчаливо, наносное – речисто.

* * *
Если бы ты действительно раскрыл глаза и посмотрел вокруг, то увидел бы свой образ во всех образах.
И если бы ты отверз свой слух и прислушался, то узнал бы собственный голос во всех голосах.

* * *
Если ты будешь петь о красоте, пусть даже в полном одиночестве посреди голой пустыни, тебя и тогда услышат.

* * *
Вдохновение всегда будет петь; вдохновение никогда не будет объяснять.

* * *
Мужчины, не прощающие женщинам их маленьких недостатков, никогда не насладятся их великими достоинствами.

* * *
Любовь, не обновляющаяся вседневно, превращается в привычку, а та, в свою очередь, – в рабство.

* * *
Любовь и сомнение никогда не уживутся друг с другом.

* * *
Когда ты стоишь спиною к солнцу, то видишь только свою тень.

* * *
О другом можно судить только сообразно тому, сколь хорошо ты знаешь самого себя.
Скажи-ка мне теперь, кто из нас виновен, а на ком нет вины?

* * *
Часто я ненавидел из чувства самозащиты, но будь я сильнее, ни за что не прибегнул бы к такому оружию.

* * *
Достигнув сердца жизни, ты поймешь, что ты не выше преступника и не ниже пророка.

* * *
Жизнь – это шествие. Для того, кто идет медленным шагом, оно слишком быстро, и потому он выходит из него.
А тот, чья поступь легка, считает его необычайно медленным и тоже из него выходит.

* * *
Истинно добр тот, кто един со всеми, кого мнят злыми.
Все мы узники, только у одних камера с окошком, а у других – без него.

* * *
Индивид выше установленных человеком законов, пока не преступил установленных человеком условностей.
После того он уже не выше и не ниже любого из нас.

* * *
Есть ли больший недостаток, чем подмечать чужие недостатки?

* * *
Как-то раз один человек сел за мой стол, уплел мой хлеб, выпил мое вино и ушел, смеясь надо мной.
В другой раз он опять пришел за хлебом и вином, и я прогнал его пинками. И надо мной посмеялись ангелы.

* * *
Ненависть – нечто мертвое. Кто из вас хотел бы стать склепом?

* * *
Подлинно свободный человек тот, кто терпеливо несет бремя рабской неволи.

* * *
Это разум в нас подвластен законам, установленным нами, но никак не дух в нас.

* * *
Между ученым и поэтом простирается зеленый луг; перейдет его ученый – станет мудрецом, перейдет его поэт – станет пророком.

* * *
Быть щедрым – значит давать больше, чем ты можешь; быть гордым – значит брать меньше, чем тебе нужно.

* * *
Великая красота пленяет меня, но красота еще более великая освобождает меня даже от нее самой.

* * *
Часто остроумие только маска. Если б тебе удалось сорвать ее, ты бы увидел под ней либо рассерженного гения, либо ловкого плута.

* * *
Вера – оазис в сердце, которого никогда не достигнуть каравану мышления.

* * *
Если б ты поднялся всего на локоть над народом, страной и собственным «Я», ты бы впрямь уподобился Богу.

* * *
Если б ты сел на облако, то не увидел бы ни пограничной линии между двумя странами, ни межевого столба между двумя хуторами.
Как жаль, что ты не можешь сесть на облако.

* * *
Я тоскую по вечности, ибо там встречу я мои ненаписанные стихи и ненарисованные картины.

* * *
Искусство – шаг из природы в Бесконечность.

* * *
Была ли любовь матери Иуды к своему сыну меньше любви Марии к Иисусу?

* * *
Ты, верно, слышал о Святой горе.
Это высочайшая гора в нашем мире.
Если ты поднимешься на ее вершину, у тебя будет лишь одно желание – спуститься и быть с теми, кто живет на дне долины.
Потому-то ее называют Святой горой.

* * *
Каждую мысль, которую я заковал во фразу, я обязан освободить своими делами.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 09 май 2011, 00:34 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
ХОРХЕ БОРХЕС

РОЗА ПАРАЦЕЛЬСА



В лаборатории, расположенной в двух подвальных
комнатах Кёнигсберга, Парацельс молил своего Бога, Бога вообще, Бога все равно какого, чтобы тот послал ему ученика. Бывает время отчаяния и у адептов...
Смеркалось. Тусклый огонь камина отбрасывал смутные тени.
Сил, чтобы подняться и зажечь железный светильник, не
было. Парацельса сморила усталость, и он забыл о своей
мольбе. Ночь уже стерла очертания запыленных колб и
сосуда для перегонки, когда в дверь постучали. Полусонный
хозяин встал, поднялся по высокой винтовой лестнице и
отворил одну из створок. В дом вошел незнакомец. Он тоже
был очень усталым. Парацельс указал ему на скамью;
вошедший сел и стал ждать. Некоторое время они молчали.
Первым заговорил учитель.
-- Мне знаком и восточный, и западный тип лица, -- не
без гордости сказал он. -- Но твой мне неизвестен. Кто ты
и чего ждешь от меня?
-- Мое имя не имеет значения, -- ответил вошедший. "
Три дня и три ночи я был в пути, прежде чем достиг твоего
дома. Я хочу быть твоим учеником. Я взял с собой все, что
у меня есть.
Он снял торбу и вытряхнул ее над столом. Монеты были
золотые, и их было очень много. Он сделал это правой
рукой. Парацельс отошел, чтобы зажечь светильник.
Вернувшись, он увидел, что в левой руке вошедшего была
роза. Роза его взволновала.
Он сел поудобнее, скрестил кончики пальцев и произнес:
-- Ты надеешься, что я могу создать камень, способный
превращать в золото все природные элементы, и предлагаешь
мне золото. Но я ищу не золото, и если тебя интересует
золото, ты никогда не будешь моим учеником.
-- Золото меня не интересует, -- ответил вошедший. "
Эти монеты -- всего лишь доказательство моей готовности
работать. Я хочу, чтобы ты обучил меня Науке. Я хочу
рядом с тобой пройти путь, ведущий к Камню.
Парацельс медленно промолвил:
-- Путь -- это и есть Камень. Место, откуда идешь, "
это и есть Камень. Если ты не понимаешь этих слов, то ты
ничего пока не понимаешь. Каждый шаг является целью.
Вошедший смотрел на него с недоверием. Он отчетливо
произнес:
-- Значит, цель все-таки есть?
Парацельс засмеялся.
-- Мои хулители, столь же многочисленные, сколь и
недалекие, уверяют, что нет, и называют меня лжецом. У
меня на этот счет иное мнение, однако допускаю, что я и в
самом деле обольщаю себя иллюзиями. Мне известно лишь,
что есть Дорога.
Наступила тишина, затем вошедший сказал:
-- Я готов пройти ее вместе с тобой; если понадобится
" положить на это годы. Позволь мне одолеть пустыню.
Позволь мне хотя бы издали увидеть обетованную землю,
если даже мне не суждено на нее ступить. Но прежде чем
отправиться в путь, дай мне одно доказательство своего
мастерства.
-- Когда? -- с тревогой произнес Парацельс.
-- Немедленно, -- с неожиданной решимостью ответил
ученик.
Вначале они говорили на латыни, теперь по-немецки.
Юноша поднял перед собой розу.
-- Говорят, что ты можешь, вооружившись своей наукой,
сжечь розу и затем возродить ее из пепла. Позволь мне
быть свидетелем этого чуда. Вот о чем я тебя прошу, и я
отдам тебе мою жизнь без остатка.
-- Ты слишком доверчив, -- сказал учитель. -- Я не
нуждаюсь в доверчивости. Мне нужна вера.
Вошедший стоял на своем.
-- Именно потому, что я недоверчив, я и хочу увидеть
воочию исчезновение и возвращение розы к жизни.
Парацельс взял ее и, разговаривая, играл ею.
-- Ты доверчив, -- повторил он. -- Ты утверждаешь, что я
могу уничтожить ее?
-- Каждый может ее уничтожить, -- сказал ученик.
-- Ты заблуждаешься. Неужели ты думаешь, что возможен
возврат к небытию? Неужели ты думаешь, что Адам в Раю мог
уничтожить хотя бы один цветок, хотя бы одну былинку?
-- Мы не в Раю, -- настойчиво повторил юноша, -- здесь,
под луной, все смертно.
Парацельс встал.
-- А где же мы тогда? Неужели ты думаешь, что
Всевышний мог создать что-то, помимо Рая? Понимаешь ли
ты, что Грехопадение -- это неспособность осознать, что мы
в Раю?
-- Роза может сгореть, -- упорствовал ученик.
Однако в камине останется огонь, -- сказал Парацельс.
-- Стоит тебе бросить эту розу в пламя, как ты
убедишься, что она исчезнет, а пепел будет настоящим.
-- Я повторяю, что роза бессмертна и что только облик
ее меняется. Одного моего слова хватило бы чтобы ты ее
вновь увидел.
-- Одного слова? -- с недоверием сказал ученик. -- Сосуд
для перегонки стоит без дела, а колбы покрыты слоем пыли.
Как же ты вернул бы ее к жизни?
Парацельс взглянул на него с сожалением.
-- Сосуд для перегонки стоит без дела, -- повторил он,
" и колбы покрыты слоем пыли. Чем я только не пользовался
на моем долгом веку; сейчас я обхожусь без них.
-- Чем же ты пользуешься сейчас? -- с напускным
смирением спросил вошедший.
-- Тем же, чем пользовался Всевышний, создавший
небеса, и землю, и невидимый Рай, в котором мы обитаем и
который сокрыт от нас первородным грехом. Я имею в виду
Слово, познать которое помогает нам Каббала.
Ученик сказал с полным безразличием:
-- Я прошу, чтобы ты продемонстрировал мне
исчезновение и появление розы. К чему ты при этом
прибегнешь -- к сосуду для перегонки или к Слову, -- для
меня не имеет значения.
Парацельс задумался. Затем он сказал:
-- Если бы я это сделал, ты мог бы сказать, что все
увиденное -- всего лишь обман зрения. Чудо не принесет
тебе искомой веры. Поэтому положи розу.
Юноша смотрел на него с недоверием. Тогда учитель,
повысив голос, сказал:
-- А кто дал тебе право входить в дом учителя и
требовать чуда? Чем ты заслужил подобную милость?
Вошедший, охваченный волнением, произнес:
-- Я сознаю свое нынешнее ничтожество. Я заклинаю тебя
во имя долгих лет моего будущего послушничества у тебя
позволить мне лицезреть пепел, а затем розу. Я ни о чем
больше не попрошу тебя. Увиденное собственными глазами и
будет для меня доказательством.
Резким движением он схватил алую розу, оставленную
Парацельсом на пюпитре, и швырнул ее в огонь. Цвет истаял
и осталась горсточка пепла. Некоторое время он ждал слов
и чуда.
Парацельс был невозмутим. Он сказал с неожиданной прямотой:
-- Все врачи и аптекари Базеля считают меня
шарлатаном. Как видно, они правы. Вот пепел, который был
розой и который ею больше не будет.
Юноше стало стыдно. Парацельс был лгуном или же
фантазером, а он, ворвавшись к нему, требовал, чтобы тот
признал бессилие всей своей колдовской науки.
Он преклонил колени и сказал:
-- Я совершил проступок. Мне не хватило веры, без
которой для Господа нет благочестия. Так пусть же глаза
мои видят пепел. Я вернусь, когда дух мой окрепнет, стану
твоим учеником, и в конце пути я увижу розу.
Он говорил с неподдельным чувством, однако это чувство
было вызвано состраданием к старому учителю, столь
почитаемому, столь пострадавшему, столь необыкновенному и
поэтому-то столь ничтожному. Как смеет он, Иоганн
Гризебах, срывать своей нечестивой рукой маску, которая
прикрывает пустоту?
Оставленные золотые монеты были бы милостыней. Уходя, он взял
их. Парацельс проводил его до лестницы и сказал ему, что
в этом доме он всегда будет желанным гостем. Оба
прекрасно понимали, что встретиться им больше не
придется.
Парацельс остался один. Прежде чем погасить светильник и
удобно расположиться в кресле, он встряхнул щепотку пепла
в горсти, тихо произнеся Слово. И возникла роза.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 09 май 2011, 01:42 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 21 апр 2011, 00:40
Сообщений: 30
ЕФРЕМ СИРИН

ДРЕВО
О не имеющих в себе любви
Злополучен и жалок, кто далек от любви. Он проводит дни свои в сонном бреду. И кто не станет плакать о том человеке, который далек от Бога, лишен света и живет во тьме? Ибо сказываю вам, братия: в ком нет любви Христовой, тот враг Христу. Нелжив сказавший, что ненавидяй брата своего человекоубийца есть (1 Ин. 3, 15), и во тьме ходит (1 Ин. 2, 11), и удобно уловляется всяким грехом. В ком нет любви, тот скоро раздражается, скоро приходит в гнев, скоро распаляется ненавистию. В ком нет любви, тот радуется о неправде других, не состраждет к падающему, не простирает руки к лежащему, не подает совета низложенному, не поддерживает колеблющегося. В ком нет любви, тот ослеплен умом, тот друг диаволу, тот изобретатель всякого лукавства, тот заводчик ссор, тот друг злоречивых, собеседник наушников, советник обидчиков, наставник завистников, работник гордыни, сосуд высокомерия. Одним словом, кто не приобрел любви, тот орудие противника, блуждает по всякой стезе и не знает, что во тьме ходит.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 13 май 2011, 17:35 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
ИОАНН ЗЛАТОУСТ

ГЛАГОЛ
Столько же создать может слово, сколько разрушить страх.
Ты хочешь, чтобы тебе оказали милость? Окажи милость своему ближнему.
Нельзя творить зло или ненавидеть какого бы то ни было человека, хоть нечестивого, хоть еретика, пока не приносит он вреда нашей душе.
Кто не нуждается в чужом, но живет независимо, тот всех богаче.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 13 май 2011, 21:52 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
ЮРИЙ КУРАНОВ

ПИР НА ЗАРЕ

ДЕВУШКА СО СВЕЧОЙ
Девушка ставила свечу на окно и ждала сумерек. В темноте девушка окно раскрывала и сидела на лавке у подоконника.
Девушка глядела, как над речкой сгущается туман. Потом она зажигала свечу и долго смотрела на колеблемое ветром пламя. При свете свечи на брови и на ресницы девушки попеременно садилась ночная бабочка. Но девушка не мигала. Девушка пристально смотрела на пламя свечи.
Пламя отражалось и покачивалось в глубине её зрачков, задумчивых и загадочных. А девушке начинало казаться, будто она поёт бесконечную, грустную песню и пишет радостное, длинное письмо.

ДОЖДЕВАЯ РОССЫПЬ
Земля велика, но ходить по ней хочется осторожно: ведь никто не знает, какие стрелы какой новой жизни готовятся пробиться там, куда ты готовишься ступить.
Разве не этому научил меня сегодняшний дождь?
Я лежал в лесу на нежной моховой подстилке, положив затылок на мягкую, рыхлую землю между жилистыми корнями старого пня.
Внезапно в лесу почернело, ударил резкий ветер, налетела туча. Она сильно хлестнула по осинам и елям тяжёлыми теплыми каплями. Я вскочил и бросился под широкую, густо обвешанную молодыми шишками ель.
Ливень хлынул во всю силу и заполнил лес белесоватой струистой мглой. С небольшими перерывами он продолжался два часа. Под елью стало влажно, как в хорошей русской бане.
Когда гром умолк и солнце широко пробило унизанную каплями хвою, я поверил, что гроза ушла, и выбрался из-под укрытия. Первое, что меня поразило,— это маленькое углубленьице на земле от моего затылка. Оно дружно горело полдюжиной крошечных новорожденных подосинников, которые здесь называют красноголовками.

С КОВШОМ ПОУТРУ
Поутру, когда поднимется ветер, по крыше покатятся листья. Первый лист покатится с грохотом, как бричка. А потом уже другие полетят вдоль конька стаями, толпами — с шелестом. Теперь покажется, что над избой развеваются легкие шёлковые одежды.
Я выхвачу из ведра свой большой деревянный ковш. Я выбегу с ним на крыльцо. Воздух сделался золотым и алым, в нём кружится голова и вьётся такой шум, словно тысячи птиц пролетают. Я зачерпну из воздуха листвы, и мой деревянный ковш загудит, как бы наполненный пчёлами. Я ковш этот принесу к столу, листва, ещё не остывшая от бега, осядет, успокоится, и вся изба наполнится светом. Как это бывает, когда ударит заря. Ковш нужно подержать перед глазами, прежде чем пить из него.
Эге-ге-гей! Ты, прохожая девушка! Зайди сюда. Такое раннее утро. Плесну тебе из моего ковша, умоешься, и всё твое лицо засветится веснушками, и руки станут золотыми. С такими золотыми руками ты никогда не пропадешь.
Или ты! Э-ге-гей! Прохожий! Подойди ко мне под окно и попроси напиться. Я напою тебя из этого ковша. Пройдёт всего лишь год, и кто бы ты ни был, куда бы ты ни ушёл,— в глуши квартир или на широких крыльях океана,— вдруг заслышишь далекий голос листопада.
Ты сам вдруг зашумишь, как этот лес. В тебе запламенеют осины, зашелестят березы. И мягко будут садиться в твои ладони светящиеся листья клёнов.
Какой просторный, светлый встанет этот лес!
Иди сюда, выпей глоток из моего ковша. А если хочешь, тоже умойся.

ПОД ТЕНЬЮ ОБЛАКА
В ясный день стоит только засмотреться в небо — и увидишь все, о чем думается. Пусть только облаком слегка затянет солнце. Тогда и лучи не слепят и ветер прохладный, а сам ты уже в дальних краях, там, где бывал, может быть, очень давно. А осиновая листва струит на ветру осторожный рокот, отдаленно напоминающий звук перекатывающихся сухих гранитных камешков.
Тень облака ушла. А осины всё наливают воздух осторожным гранитным рокотом, теряя на ветру пылающие круглые листья.
Я здесь вспоминаю о далёких краях. А там, на гигантах Тянь-Шаня или в лиловых ущельях Камчатки, я стану вспоминать об этих холмах, об их золотых перелесках. Ведь так воскрешаем мы страны прошлого в необъятных просторах нашего сердца.
Так всё шире и богаче становится Родина, так всё счастливее и больнее залегает она в сердце человека.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 13 май 2011, 22:09 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
ИВАН ТУРГЕНЕВ

СТИХИ В ПРОЗЕ

РУССКИЙ ЯЗЫК
Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что свершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!

ФРАЗА
Я боюсь, я избегаю фразы; но страх фразы – тоже претензия.
Так, между этими двумя иностранными словами, между претензией и фразой, так и катится и колеблется наша сложная жизнь.

ПРОСТОТА
Простота! Простота! Тебя зовут святою… Но святость – не человеческое дело. Смирение – вот это так. Оно попирает, оно побеждает гордыню. Но не забывай: в самом чувстве победы есть уже своя гордыня.

ТЫ ЗАПЛАКАЛ…
Ты заплакал о моём горе; и я заплакал из сочувствия к твоей жалости обо мне.
Но ведь и ты заплакал о своём горе; только ты увидал его – во мне.

КАМЕНЬ
Видали ли вы старый серый камень на морском прибрежье, когда в него, в час прилива, в солнечный весёлый день, со всех сторон бьют живые волны – бьют и играют и ластятся к нему – и обливают его мшистую голову рассыпчатым жемчугом блестящей пены?
Камень остаётся тем же камнем – но по хмурой его поверхности выступают яркие цвета.
Они свидетельствуют о том далёком времени, когда только что начинал твердеть расплавленный гранит и весь горел огнистыми цветами.
Так и на моё старое сердце недавно со всех сторон нахлынули молодые женские души – и под их ласкающим прикосновением зарделось оно уже давно поблёкшими красками, следами бывалого огня!
Волны отхлынули… но краски ещё не потускнели – хоть и сушит их резкий ветер.

МОИ ДЕРЕВЬЯ
Я получил письмо от бывшего университетского товарища, богатого помещика, аристократа. Он звал меня к себе в имение.
Я знал, что он давно болен, ослеп, разбит параличом, едва ходит… Я поехал к нему.
Я застал его в одной из аллей его обширного парка. Закутанный в шубе – а дело было летом, – чахлый, скрюченный, с зелёными зонтами над глазами, он сидел в небольшой колясочке, которую сзади толкали два лакея в богатых ливреях…
– Приветствую вас, промолвил он могильным голосом, – на моей наследственной земле, под сенью моих вековых деревьев!
Над его головою шатром раскинулся могучий тысячелетний дуб.
И я подумал: «О тысячелетний исполин, слышишь? Полумёртвый червяк, ползающий у корней твоих, называет тебя своим деревом!»
Но вот ветерок набежал волною и промчался лёгким шорохом по сплошной листве исполина… И мне показалось, что старый дуб отвечал добродушным и тихим смехом и на мою думу – и на похвальбу больного.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 14 май 2011, 21:44 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
Хуан Рамон ХИМЕНЕС

СТИХИ В ПРОЗЕ


НЕГРИТЯНКА И РОЗА

Педро Энрикесу Уренье

Сонная негритянка бредёт с белой розой в руке (цветок и дремота своим магическим присутствием смягчают печальную пестроту её одеяния – розовые ажурные чулки, зелёную прозрачную блузку и шляпку из золотистой соломки с лиловыми маками) – обезоруженная дремотой девушка улыбается, а в чёрной руке белая роза.
Как она несёт её! Словно только о том и помышляет в своем полусне, как бы получше её нести. Бессознательно её бережёт с уверенностью сомнамбулы, – нежно опекает, словно произвела её на свет в это утро, словно чувствует себя в полусне матерью этой белой цветочной души. (Время от времени её голова в дымчатых завитках, радужно воспламенённых солнцем, будто они золотые, устало склоняется на грудь или плечо, но рука, с достоинством несущая розу, не дрогнет, осенённая этим стягом весны.)
Её скромное присутствие мчится тоннелем подземки, – и скрежещущая грязная и душная чернота уже не так угнетает. Люди отложили газеты, перестали кричать и жевать жвачку, – все взгляды, словно в мгновенном наваждении усталости и грусти, сходятся на белой розе, которую вздымает негритянка, словно это совесть подземки. А роза в этой внимательной тишине источает нежное благоухание и разгорается, как прекрасная и невещественная явь, которая завоевывает всё и вся, вплоть до железа, угля, газет, – всё и вся на какой-то миг пахнет белой розой, лучшей из вёсен, веками веков.

ПОКОЙ ДЕРЕВА

Мистеру Плимтону

С той поры, как здесь утвердилась весна, каждый вечер мы приходим сюда поглядеть на одиночество этого прекрасного старого дерева. Оно живёт около первого дома на Пятой Авеню, совсем недалеко от дома, где жил Марк Твен, в этом милом месте, где не так иллюминировано, не так людно, – и вплываешь, как в тихую заводь, в синюю свежую ночь Вашингтон-Сквер, в которой, словно в озере, купаются чистые звёзды, чуть потревоженные далекими отсветами какой-нибудь унылой рекламы ("Germanian"), а ей всё равно не затмить этой ночи, древнего корабля в беспросветном море.
Апрель поцеловал дерево в каждую из его ветвей, и поцелуй разгорелся на каждом сучке напряжённым нежно-золотистым ростком. Расцветшее дерево похоже теперь на канделябр со спокойными масляными огоньками, какие освещают укромные ниши соборов, – словно бы именно они охраняют красоту этого городского убежища, сияя бесхитростным достоинством матери.
Мимо него и мимо меня, который оперся на его ствол, спешат омнибусы с влюбленными парочками на крыше, они едут с Вашингтон-Сквер на Риверсайд-Драйв, чтобы целоваться у реки, чувствуя её каждой клеточкой тела. А дереву не до них, и между ним (нами) и горьким присутствием этих красок, запахов и шумов все больше углубляется пропасть, словно дерево привыкло быть одиноким все свои дремотные зимы, безразличным к изменчивой любви и внимательным лишь к тому, что неизменно. И мой взгляд, вьющийся по его ветвям, становится его цветами и вместе с ним глядит в полночь, и я так же одинок, как это дерево, воспламенившее своё чистое масло (как моё сердце – кровь), чтобы вглядываться в невидимую вечную явь этой единственной, верховной – всегда существующей – весны.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 15 май 2011, 11:51 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
ГЕННАДИЙ ДУДНИК

Индийское озарение

Вам всегда, что-то показывают.
Не отворачивайтесь. Наберитесь сил.
Готовьтесь увидеть главное
.

Ты все больше удаляешься от внешнего мира, получаешь новое зрение, постигаешь природу вещей… и с такой непомерной радостью, проваливаешься в неосознанное.
Тебе открывается, что мир - удивителен и прекрасен.
Мир - доступен и прост. Но несказуем, ибо лишен эмоций.
…Вначале ничего не было. И пространство было пусто. Потом возникла точка. Точка пришла в движение, и пространство породило волну, а волна породила первый звук. Первый звук породил первый знак. И это был знак Ом. Потом знак Ом породил другие знаки, а те, в свою очередь, еще: и знакам не было счета.
Его вынули из тупика западной иерархии, и окунули туда, где срывают покров столетий. Его освободили от мыслей и лишили эмоций. И показали, как устроен мир.
Показали, как рождаются звуки, а звуки порождают знаки. Ему открыли чакры. И первым было сердце. Оно раскалилось до красна, затем открылось, словно раскололось сверху. И он увидел, как пылают события и время, плавятся города и континенты. Сердце дышало огнем и беспощадно топило все. Было жарко и тяжело. Много трудилось сердце. И справилось.
Знания превратились в ощущения. Понимание - в орган чувств.
Мир обнажился.
Он увидел, как растут деревья, и что помогает движению простейших.
Ему показали, как структура пространства диктует форму, и какой может быть архитектура, когда человек не отворачивается от того, что ему показывают и говорят. Пространство задает архитектурные формы, но не наоборот.
Потом появилась дорога. На скале, в позе лотоса сидел Будда, окруженный холодным голубым свечением и ореолом с розовым отливом. Дорога справа обогнула скалу и привела к храму. Храм повторял структуру пространства и был необъятным. Он блуждал по многомерным и бесконечным коридорам, заглядывал в прошлое, настоящее и будущее. И бесчисленные образы носились вокруг, сменяя друг друга.

Из темноты явился многорукий Шива, танцующий в огненном ореоле. В огненном ореоле явились его послы.
Пробился свет, все вокруг заполнили яркие картины.
Ему показали истоки импрессионизма. Он увидел, где находили свои образы экспрессионисты. В каких муках рождался черный квадрат. Всю безалаберность жизни художников, их пренебрежение к себе и зрителю. Он превратился в мысль, прошел через призму сознания, двигал кистью и оказался на полотне. Он видел мир глазами этих художников. И не понимал только одного, почему их полотна так блеклы и несмелы по сравнению с тем, что способны они чувствовать. Логика Малевича и логика революционных движений в искусстве начала ХХ века за мгновение перестала быть недоступной. Увидел, как то, за что на Западе сейчас платят миллионы, уже тысячелетия в изобилии культивируют на Востоке.
Потом пространство стало дискретным и рассыпалось на мелкие кусочки, которые образовали стройную структуру. Он увидел несколько сфер, прозрачных и невесомых, внутри сфер находился бестелесный образ божественного начала. Он то собирался в единое целое, то распылялся до облака необъятных размеров.
Затем раскрылась закупоренная предрассудками голова. Содержимое внутри черепной коробки вдруг куда-то испарилось. И сквозь эту пустоту, через джунгли и живописные развалины, вдаль уходила долгая дорога. Он оказался в непрерывном потоке знаний, который струился из бесконечности.
Он увидел, что знания – неотъемлемое свойство пространства. Прежнее убеждение, что мысли – это продукт деятельности мозга, теперь вызывало улыбку и навсегда кануло в небытие.
Открылся третий глаз или нечто другое. Но во лбу пекло так, что, казалось, стало светло даже ночью.
Потом долгое беспамятство и трудное возвращение. Вхождение в тело. Осознание себя и обстановки…
---
Теплым апрельским вечером он долго ехал к заветному месту, где особенно красив закат. Потом сложно добирался до самой высокой точки, прыгая с камня на камень. Примечая в расщелинах игральные карты. Потом любовался закатом, проводил солнце на отдых и начал собираться в обратный путь. Но тут его сознание неожиданно разделилось. Он явственно ощутил виртуальное пространство, почувствовал, как медленно растворяется в нем, и перестал ощущать время. Со стороны казалось, что в его поведении ничего не изменилось. А он изо всех сил пытался и никак не мог собрать свои многочисленные воплощения, которые разбежались по всей округе, словно капризные дети. Их было так много, что невозможно было сосчитать.
Мало того, что они не желали его слушаться, но и время у всех текло по-своему. И у каждого были свои впечатления.
Теперь, чтобы вернуться, ему нужно было постараться всю эту ораву, по одному, убедить осмотрительно передвигаться и прыгать по скалам с ловкостью альпиниста. Все препятствия теперь он преодолевал по несколько раз, вникая в трудности каждого. Словно пастух, ведущий отару овец. И нельзя утверждать, что не было робких, трусов и паникеров. Кого-то надо было заставлять, кого-то уговаривать, а на кого-то даже рычать.
Потом он сел в одиночестве и потерял счет времени совсем. Он не знал, сколько прошло жизней, и не представлял, что происходит вокруг потому, что стали воспламеняться его чакры. Было нестерпимо горячо и сухо в горле. Он стонал и вопил, ибо его тело превращалось в факел. Огонь охватывал то одну часть тела, то другую. Все требовало воды, а воды не было. А когда она, наконец, появилась, оказалось, что вода имеет вкус и температуру жидкого металла. Стало совсем непереносимо. Внутри закипело. И он умер.
Ему показали, какой тяжелой и вязкой станет кровь, заполнившая разгоряченное от натуги сердце. И образовавшийся горячий сгусток остановит его. Как он будет ловить мгновения, принимая каждое за последнее. Как сознание будет еще жить, а тело уже перестанет быть послушным. Как легко, без эмоций он выйдет из физического тела. И единственное, что его при этом будет тяготить – обременение своим беспомощным телом окружающих.
Это случилось 5 апреля.
А на следующий день, так и не поймав последнее мгновение, приобрел он неведомое прежде состояние прикоснувшегося к вечности. После смерти своей обрел он невероятный доселе покой. Которым природа иногда награждает человека на закате, когда стоишь на высоченной горе у кромки океана, словно паришь. И весь бескрайний мир перед тобой, а ты - на вершине блаженства.
Зачем торопиться, если перед тобой вечность.
Но 5 апреля он видел не только смерть, он был близок к грани, за которой притаилось безумие. Это было по-настоящему страшно. И того стоило. Ибо он преодолел еще один свой страх. Навалилось нечто такое тяжелое и невыносимое, что придавленная мысль не могла подняться с колен. Он с ужасом увидел, как мечется в поисках осмысления ощущений, которые обрушились на него. Почувствовал себя по-настоящему беспомощным. Потому что увидел, как поделился на два полушария его мозг, и одна половинка отодвинулась от другой на ощутимое расстояние. Как фразы, сказанные ему и произнесенные им, разделились во времени и приобрели прошлое, настоящее и будущее. Как они живут независимой жизнью в этом временном континууме. Материализуются и взаимодействуют друг с другом, словно живые существа. Он узнал, что кроме его Я живут еще несколько неосознанных, но вполне реальных и независимых его воплощений. И он – результат действий сильнейшего из них на этот день. Как недостойно жалок и низок он бывает в минуты слабости. Как безумен и страшен может быть, если утеряет связь внутреннего с внешним.
Так обрел он вторую родину - страну, где люди не разучились смотреть в небо. Ибо умер и заново родился здесь в муках. В рикше. В священном городе Хампи. И сам принял свои роды.
На третьи сутки новой жизни, когда солнце уже красиво погрузилось в океан, пальмы раскачивались, ловя отблески яркой луны, а небо обнажило невероятно близкие звезды, он услышал требовательный и жесткий ритм нижней чакры.
Был долгий день, теперь надвигалась ночь. Дремлющий океан стонал непрерывно. И только ритм нижней чакры носился над сумрачными волнами. Тьма пробудилась, напряглась и торжественно подняла над океаном исполинский фаллос. Вокруг него, предаваясь вожделению, поначалу водили хоровод, а затем, резво понеслись в галоп обнаженные девы. Крутя бешеные водовороты, нарезая волны и поднимая брызги.
Он смотрел в небо, звезды приветливо подмигивали ему. Потоки бурного восторга накрывали один за другим. Он дождался, когда разбегутся мурашки с загривка, а неприлично счастливая улыбка застынет у него на устах. Поднялся, сделал несколько шагов и упал на кровать. Впечатления смешались, в упоении рождался музыкальный мотив….
А если хочешь, чтобы твоя музыка заполнила ночь, надо позаботиться, чтобы она была созвучна этим ярким звездам, бездонному небу, могучему океану и этим высоким пальмам.
Он все сопряг, расставил по местам, и ему было достаточно.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 15 май 2011, 19:58 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
Олег Каштанов

ОБЛАКА
Избранные новеллы
РЫЦАРИ ГРААЛЯ


Наконец-то, я получил её. Передо мной лежала она - книга Единого Бога наших дней! Как же долго мы шли друг к другу… Бабочка вспорхнула между морозных стёкол, когда зиме захотелось лета. Острый серп луны вспорол завесу ночной тучи и высыпал в рассвет мягкий пух, похожий на крупные снежинки. Озябшие кончики луговых ив озарились фиолетовым свечением. И тем же днём почтальон выдал квитанцию на бандероль… Как сильно забилось сердце в предчувствиях сокровенных встреч, когда я вскрыл сургуч и высвободил из жёстких тесёмок, ещё пахнущую типографией заветную книгу. А когда раскрыл створки тайны, почувствовал, что даже земля уходит из под ног. Прошлое, настоящее и будущее причудливо менялись, как облака в июньский погожий день И я - случайный вопрошатель, вдруг, оказался вовлечённым со всей своей взбалмошенной и неухоженной судьбой в великую мистерию нескончаемости жизни, оправдывающей все потуги добра и следующей однажды избранной Высокой цели.

«Итак, они узнали Чашу Грааля. Сидели за круглым столом, сняв с него белое покрывало. Над ними висел ало-пурпурный язык пламени. Вверху трепетало изображение Святого Голубя. А со стен смотрели Лики неизъяснимой красоты. Воздевались руки несказанной прелести и из флаконов кропили священные составы.
На груди у каждого покоился талисман, найденный по тайному Указу и предваренный изображением, данным за день до обретения. Голубым светом сияли лица и сияли белые одежды. И непонятно было, как пурпурное пламя озаряло все голубым светом.
И воздевался престол, а в музыкальном инструменте гудели глубокие
звуки Благовеста. И по лицам, и по рукам сидевших бродили дуновения вихря, и касались их пожатия рук невидимых. Составлялись дивные слова и кипела вера. И шепот жизни уже не стеснял душу. И возносилась исповедь лучших помыслов.
Они шли путями верхними: «Ах, не прибавлю я ни одного своего слова!»
Вызывались они звуком невидимой струны, предупреждались стуками в стол. С закрытыми глазами рисовались прекрасные изображения. Веял прохладный вихрь и переливались белые, зеленые, фиолетовые и синие нимбы. Вот были дни!!!
И тяжко было хранить тайну и не предупредить, не возвестить. Да и кто придет? Разве любопытствующие? Или вопрошающие о завтрашнем дне? И как высказать ту гармонию, которая велит: «Если они придут, ты скажешь - будет благословенно! Если они не придут, ты скажешь - будет благословенно! И вознесенный скажешь ты. И отягченный скажешь ты».
И в чистых помыслах возросла давняя мечта жизни: уйти, быть взятым для труда и для радости познания.
Они придут. Так просто утром придут. Им откроют двери. Они войдут и очистят. Уничтожат благим огнем лишние земные предметы и, усыпив, перенесут в страну сказки, где сокровища блага, где хранилища мудрости, где должны возникнуть священные изображения. Ах, мечта жизни! Неужели настало время исполнения? И стройными рядами выступают подтверждения. И каждое слово свыше находит объяснение в прежних делах, снах и чувствованиях: мы ведь знали, мы ведь чувствовали.
Сквозь ужас жизни и раньше подходило оно и крылом легким, горним дуновением обвевало. И если еще не звучали струны, и если не смотрели со стен Лики, то во снах они уже были близко…»

Я задержал дыхание, мне показалось, что где-то это уже было со мной. Я знал эту историю. Я знал, что являюсь одной плотью и одним смыслом её. Как только можно знать самые потаённые сны, в которых так просто встречаются и эпохи, и люди, и надежды, и мечты…


ДЕВОЧКИН ДВОР
Наверное, так и следует его называть жителям микрорайона. И под этим наименованием показывать гостям города. А тем в свою очередь, делиться незабываемыми впечатлениями с остальным человечеством. Правда, гидам надлежит не то чтобы аккуратно, а почти молитвенно подводить туристов к дворику. В противном случае девочки могут смутиться и лишить наблюдающих сеанса милого очарования…А я не крадусь, я просто возвращаюсь с работы и вижу их, как вчера или сегодня: светлые косы треплет ветер, колокол платья бьёт по коленкам – они смотрят друг другу в глаза и прыгают сосредоточенно и легко, как заведённые. Круговые мелькания верёвочек порождают на фоне цветовой скудости двора световые веера, переходящие в феерические радуги. И это вызывает неподдельный интерес скользящих над городом свинцовых облаток туч, наблюдательных портовых птиц, кипучих пчелой верхушек старых лип, сочных черепичных крыш с замшелыми крапинами дымоходов и ещё одинокого старика с внешностью Эйзенштейна. Из окон же жилых домов на дворик выглядывают счастливые бабушки и жмурятся от удовольствия домашние коты. А из некоторых мансард и неухоженных кустов бузины ведут свою слежку брехливые собаки…Улицы рассечены пополам – золотистый янтарь и пастелевая яшма, акриловый отблеск промчавшегося автомобиля, малахитовый мазок свисающего с немецкой кладки винограда, бежевый вздох взметнувшейся воробьиной стаи. Ах, если бы, удалось кому подступиться ближе и заглянуть тем девочкам в глаза, возможно бы увиделось, как в глубине колодца всех времен и народов, отражается то же сценическое действо, происходит такое же вращение верёвочки в такт синхронному движению детских прыжков. Да, да, там можно увидеть и других девочек, принадлежащих минувшему времени. Подобно им, они также заняты скакалками, не обращая внимания на жуткие руины разбомбленного квартала с редкими обитателями обжитых развалин. А если присмотреться пристальней, то и в их глазах увидеть иных девочек того же возраста, из ещё более удалённого прошлого, с небольшой разницей в одежде, но также аккуратно отстукивающих подскоки. А уже в их глазах - совсем далёких и почти неразличимых девчат в мешковатых льняных сарафанах, с люпиновыми венками поверх голов… Девочки взлетает в золото солнца ( откуда оно взялось!) и приземляется в контрастную тень крепёжной стены. По широкой щербатой бетонной лестнице, медленно поднимается вверх безумный старик, из последних сил волоча убогую детскую коляску. Коляска совсем пуста и потому никто не схватится за сердце, когда очередной раз он спустит её сверху. Девочки, как в замедленном кино взлетают и опускаются снова и снова. И золото солнца чередуется с охрой заката, лазоревая высь небес с ультрмарином отступающего в ночь моря. И безумный старик, с лицом Эйзенштейна, вдруг отказывается толкнуть коляску вниз. И, словно, оценив его поступок, меняет направление ветер, и радостно проносится по узкому створу двора, заставляя вспорхнуть притаившуюся чету горлиц, и аплодисментами хлопков выстиранного белья, разом превращённого во флаги расцвечивания, заставить взмыть в космическую высь самого настоящего космонавта в настоящем серебристом костюме, чтобы, пролетая над своим домом, он ухитрился махнуть занемогшей рукой всему "Девочкину двору", в святом приветствии «мира вашему дому!»

S I C GLORIA T R A N S I T…

Он всё ещё ходит, подобно печальному Ансельму, по пустынному берегу Отрадного до Светлогорска, вслушиваясь в шёпот и ропот скользящих рядом волн. Почему они произносят одно и то же, словно, заклинают его совершить некое внутреннее действие. И когда ему становится совсем невмоготу, он зовёт меня, словно это в мох силах избавить его от заклятия.
Как правило, мне снится сон тревожный и сумеречный сон, который я принимаю, как крик о помощи и спешу произнести молитву, состоящую всего из четырёх слов: «Господи, помилуй мя грешного…» И когда я произношу её, так как некогда учил произносить он сам, мой сон светлеет и тревога отпускает. Так гладь потревоженного озера возвращается в своё ясное положение, позволяя склонённым деревьям видеть каждый листок, прожилку и всякую мошку, любующуюся ею…

С Т А Р Ы Й К О Р А Б Л Ь

Над простором большого речного канала стелется вечернее солнце, мягкое, ласковое. Танкер под финским флагом рассекает надвое золотисто-багряную гладь, волны дробят её, но далеко за кормой она вновь смыкается и пылает ещё ярче. Опускаясь всё ниже и ниже, солнце вскоре скрывается за игольчатой кромкой портовых нагромождений, воздух густеет, наливается синью.
Короткие вспышки кар с противоположного элеватора-причала выхватывают из темноты поручни шлюпочной палубы, вентиляционный стояк, антенный раструб…
Всё это видел одинокий старик с выправкой бывалого моряка, оказавшийся на причале правой Набережной, в районе мелькомбината, где с утра был пришвартован старый корабль. Он привлёк моё внимание тем, что слишком пристально вглядывался в надстройки списанного на утилизацию сейнера и никуда не уходил в течение нескольких часов. Я уже смотал удочки и готов был покинуть опустевший берег, а старик, казалось, собирался остаться тут на всю ночь. Как и два и три часа назад, он всё также прохаживался вдоль ржавого борта, не отводя от судна пристальных глаз. И эта сцена вызвала в моей душе целую бурю противоречивых раздумий о судьбах бывалых моряков, в одночасье ставших забытыми стариками. Веет памятью и почтением от таких встреч, но только для тех, кто сохранил и то и другое. Благотворно действует на человека сам дух встречи старых знакомых. Распространяемый запах старинных вещей, приятно поражает не только обоняние, но и разум. Гонит прочь досадное одиночество. Что такое абсолютное одиночество? Отрешиться от звуков и запахов, ещё не одиночество. Не испытывать ни холода, ни жара, когда притуплены болевые ощущения кожи,- тогда одиночество коснётся лишь органов осязания. Отстраниться от забот, отринуть мысли – и тогда не испытать его. Потребность со стороны, краем глаза увидеть, как возле тебя кружит смерть, и впервые осознать, что нет аргумента против неё,- здесь и начинается нечто новое, близкое священному понятию вечности…
Часто, однако, боль и счастье и меня самого захлёстывали единой волной. В иные мгновения старое и новое, боль и веселье, страх и радость поразительно смешиваются. Если ты – верующий человек, тогда тебе легче подключиться к трансцендентному. Но будучи атеистом, а большинство моряков и были ими, лишает себя удовольствия переживать райские, а равно и адские состояния…
Блага преклонного возраста – те, что может дать лишь старость. Так говорил сам себе, неутешенный никем Хемингуей, так же пытал себя сейчас пожилой моряк, внушая ту же сентенцию старому кораблю на правой Набережной Преголи, осуждённого на гильотину резки. И вглядываясь в пустые глазницы иллюминаторов, как в фотографии личного альбома, всё ещё хранящего восторженные и печальные лица каждого члена команды, воскрешал и тем самым уводил с обречённого судна дорогих людей, силясь продлить историю мгновений жизни.
В ту ночь, мне стороннему человеку, лежащему в тёплой постели, почему-то почудилось, и даже привиделось, как там, на холодном причале мелькомбината, душа человека вошла в душу корабля и обе они, став неким цельным и обретшими небывалую силу, увлечённые фантастическим замыслом, вдруг двинули сюда какие-то гигантские океанские лайнеры, вопреки всем законам физики и человеческого рассудка, чтобы втиснуть их в самую серёдку города порта-приписки со всех четырёх сторон света и ночи, дабы своими сияющими корпусами, они смогли накрыть разом всю мелкоту людской жизни и такого же калибра печальные гримасы времени.




Б Л У Д Н Ы Й С Ы Н

Кто знает эти тропы, по которым ходит, петляя, словно заяц в заснеженном саду, мой сын?
Возможно, что его грустный след взяли бы домашние собаки, умеющие в отличии от нас глубоко заглядывать в человечьи глаза, но и они уже умерли, каждая на своём пути вечности, так и не дождавшись его возвращения. Постепенно умирает всё, к чему некогда касался он: предметы, вещи, фотографии, словно спешащие свернуть печальный свиток нашей кармы, свиток его рокового отступления…
Но жив ещё я – долгожитель библейского сюжета, терпеливый блюститель его надлежащего исполнения в пространстве и времени. Его отец, знающий непреложность того, что никого нельзя научить Истине, к которой каждый следует своим путём. Путём собственных чувств, путём собственных мыслей, осознание добра и зла в себе и только в себе…
Стоит ли говорить кому, о том, как я жду с ним встречи?
Стоит ли объяснять кому, протяжённость их исполнений.
Об этом лучше всего знает Отец единый, назначивший цену всех земных ожиданий, трепетно поглядывающий сейчас на их течение, как Харон на скользящие под ладьёй ясные волны реки Вечности.



S P I R I T U A L T R A I N

В самую тоскливую ночь всеобщего неведенья, когда город объят обыкновенно изнуряющей тьмой и пленён слезливой грустью осени, никому не придёт в голову обратиться чутким сердцем к пространству, скрывающему движение далёкого Поезда. Но если найдётся такой чудак, то верно он тоже придёт туда, где давным-давно поселился и я. Маленькая пригородная станция, где днём грохочут и несутся во всю мощь грузовые и пассажирские поезда, а по ночам слоняются бездомные собаки, да ложатся на узор брусчатки тени сутулых фонарей. Мне, наверное, придётся у него спросить, как далеко и с кем хотел бы он в такую пору уехать? И зачем? Не страшно ли ему будет возвращаться? Ведь, возможно, поезд совершит не один виток вокруг земного шара, прежде чем опять окажется здесь? И самое главное – знает ли он, что красота мышления соединяет миры?… Столько много вопросов не следовало бы никому задавать, но мне важно, чтобы встречающий этот поезд специального назначения, сохранял душевный трепет и известную толику сердечного совместного почтения.
Ничего удивительного в том не будет, если случайный прохожий, спросив закурить, решит, что я – сумасшедший и, осторожно оглядываясь по сторонам, молча удалится. А может быть и не удалится, только сделает вид, спрятавшись в ближайшем теневом затоне, чтобы пронаблюдать оттуда за мной и убедиться в своей правоте. И если и тогда у него хватит терпения, то, скорее всего, он и станет свидетелем того счастливого мгновения, ожиданием которого я скрашивал всю свою жизнь. Он увидит как из ночного сумрака, дыша парами и сверкая росами, выплывая из рамы ночи, и наяву возникнет на всём просматриваемом дистанционном пути заветный поезд моей мечты, поезд Духовного назначения. И распахнуться разом двери всех тамбуров, и из каждого мне знак будет дан войти и, пока я буду идти, а потом бежать по перрону, жадно всматриваясь в номера вагонов, раздастся нетерпеливый гудок машиниста и, боясь отстать, я прыгну в самый ближний, успевая сообразить, что это и есть тот самый, и искомый, и единственный…
Он не увидит больше моего лица, его закроют плотные шторы. Он не услышит стука моего сердца, его заглушит бег железных колёс. Но он живо будет себе представлять, как непринуждённо встанут со своих мест все пассажиры моего вагона, лица которых, такие разные я знал всегда, стремясь несказанно сблизиться.
Когда утихнет в далёком мраке последний стыковой стук рельса и слабый вздох шпал коснётся слуха сердца, этот человек выйдет из оцепенения и навсегда заболеет тоской ожидания, но уже своего поезда специального назначения, двинувшегося ему навстречу…


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 19 май 2011, 08:51 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
РАБИНДРАНАТ ТАГОР

ЛИРИКА

О Владыка моей жизни, должен ли я изо дня в день стоять перед лицом твоим?
Сложив руки, о Владыка миров, должен ли я стоять перед лицом твоим?
Под твоим великим небом, в молчании уединения, со смиренным сердцем, должен ли я стоять перед лицом твоим?
В твоём трудовом мире, погружённом в борьбу и работу, среди суетливой толпы, должен ли я стоять перед лицом твоим?
И когда мой труд в этом мире кончен, о царь царей, должен ли я стоять одиноко и смиренно перед лицом твоим?

КАРМА

Я утром звал слугу и не дозвался.
Взглянул - дверь отперта. Вода не налита.
Бродяга ночевать не возвращался.
Я без него, как на беду, одежды чистой не найду.
Готова ли еда моя, не знаю.
А время шло и шло... Ах так! Ну хорошо.
Пускай придет - я проучу лентяя.
Когда он в середине дня пришел, привествуя меня,
Сложив почтительно ладони,
Я зло сказал: "Тотчас прочь убирайся с глаз,
Мне лодырей не нужно в доме".
В меня уставя тупо взор, он молча выслушал укор,
Затем, помедливши с ответом,
С трудом слова произнеся, сказал мне: "Девочка моя
Сегодня умерла перед рассветом".
Сказал и поспешил скорей к работе приступить своей.
Вооружившись полотенцем белым,
Он, как всегда до этих пор, прилежно чистил, скреб и тер,
Пока с последним не покончил делом.
* * *

Из тьмы я пришел, где шумят дожди. Ты сейчас одна, взаперти.
Под сводами храма своего путника приюти!
С дальних троп, из лесных глубин принес я тебе жасмин,
Дерзко мечтая: захочешь его в волосы ты вплести?
Медленно побреду назад в сумрак, полный звона цикад,
Ни слова не произнесу, только флейту к губам поднесу,
Песню мою - мой прощальный дар - посылая тебе с пути.

НЕВОЗМОЖНОЕ

Одиночество? Что это значит? Проходят года,
Ты в безлюдье идешь, сам не зная, зачем и куда.
Гонит месяц срабон над лесною листвой облака,
Сердце ночи разрезала молния взмахом клинка,
Слышу: плещется Варуни, мчится поток ее в ночь.
Мне душа говорит: невозможное не превозмочь.

Сколько раз непогожею ночью в объятьях моих
Засыпала любимая, слушая ливень и стих.
Лес шумел, растревоженный всхлипом небесной струи,
Тело с духом сливалось, рождались желанья мои,
Драгоценные чувства дала мне дождливая ночь,
Но душа говорит: невозможное не превозмочь.

Ухожу в темноту, по размокшей дороге бредя,
И в крови моей слышится долгая песня дождя.
Сладкий запах жасмина порывистый ветер принес.
Запах дерева малоти, запах девических кос;
В косах милой цветы эти пахли вот так же, точь-в-точь.
Но душа говорит: невозможное не превозмочь.

Погруженный в раздумье, куда-то бреду наугад.
На дороге моей чей-то дом. Вижу: окна горят.
Слышу звуки ситара, мелодию песни простой,
Это песня моя, орошенная теплой слезой,
Это слава моя, это грусть, отошедшая прочь.
Но душа говорит: невозможное не превозмочь.

МЫ ЖИВЕМ В ОДНОЙ ДЕРЕВНЕ

В той же я живу деревне, что она.
Только в этом повезло нам - мне и ей.
Лишь зальется свистом дрозд у дверей жилища -
Сердце в пляс пойдет тотчас в груди моей.
Пара выращенных милою ягнят
Под ветлой у нас пасется поутру;
Если, изгородь сломав, заходят в огород,
Я, лаская, на колени их беру.
Называется деревня наша Кхонджона,
Называется речушка наша Онджона,
Как зовусь я - это здесь известно всем,
А она зовется просто - наша Ронджона.

Мы живем почти что рядом: я вон там,
Тут она,- нас разделяет только луг.
Их лесок покинув, может в рощу
Рой пчелиный залететь с гуденьем вдруг.
Розы те, что в час молитв очередной
В воду с гхата их бросают богу в дар,
Прибивает к гхату нашему приливом;
А бывает, из квартала их весной
Продавать несут цветы на наш базар.

К той деревне подошли со всех сторон
Рощи манго и зеленые поля.
По весне у них на поле всходит много ягод,
Подымается на нашем конопля.
Если звезды над жилищем их взошли,
То над нашим дует южный ветерок,
Если ливни гнут их пальмы до земли,
То у нас в лесу цветет и дикий лук...


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Форум закрыт Эта тема закрыта, Вы не можете редактировать и оставлять сообщения в ней.  [ Сообщений: 179 ]  На страницу 1, 2, 3, 4, 5 ... 12  След.



cron


Сейчас посетителей в разделе : 1