А  Р  Х  И  В  Портала "Культура"
Портал
Культура
29 мар 2024, 00:05
УРАЛ: UTC + 5 часов

««

П
У
Б
Л
И
К
А
Ц
И
И

««


 

Правила форума


1. В этом форуме обсуждаются художественные произведения, опубликованные на данном сайте, а также связанные с ними или поднятые ими вопросы.
2. Допускается обсуждение любых вопросов, связанных с искусством. Приветствуется созидательное, жизнеутверждающее направление.
3. Не допускается размещение на форуме произведений искусства, основанных на депрессивной и иной психической патологии, а также гламура, эпатажа и пошлости.

Убедительная просьба познакомиться с ОБЩИМИ ПРАВИЛАМИ УЧАСТИЯ.



Форум закрыт Эта тема закрыта, Вы не можете редактировать и оставлять сообщения в ней.  [ Сообщений: 179 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8 ... 12  След.
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 11 фев 2012, 15:53 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
КОНСТАНТИН УСТИНОВ
ЗНАКИ СВЕТА
Христос указал Миру путь в дальние миры. Христос открыл человечеству дверь в огненную святыню духа. Христос призвал оторвать взор человечества от поверхности планеты и увидеть райскую красоту беспредельности. Словно око открылось во вселенную. Словно окно появилось над планетой, указующее на всенаполненность каждой искры пространства жизнью. Словно пробудилось сердце дремавшее и прозрело в мощь гармонии сотрудничества миров дальних. И мир мысли сделал каждое сердце ближе.
Преображение Христа указало на возможность перехода физической природы в уплотненный астрал, а воскресение сделало возможным этот переход с необратимыми последствиями. Физические элементы тела стали духовными частями тела славы, тела огненного совершенства. И вознесение дало миру понятие Космического Магнита, способного притянуть любое существо в Обитель Надземного Существования. Притяжение мысли было настолько велико, что феномены хождения по водам считались обычным делом.
Ваятель кармы человечества, выявитель сокровенной драгоценности духовной многое сохранил для тех, кто последует за ним через тысячелетия. История Владыки Христа настолько непостижима, что требует труда отдельного. И беседы Великого Путника с Ибн-Рагимом, сохраненные в хронике Акаши, многое могут прояснить в Сокровенном Учении Христовом и указать, откуда пришла эта огненная проповедь Любви и Милосердия, согревающая души людей и по сей день.
Отождествление себя с Великой Сущностью, организация и вхождение в огненное тело и все то, что он показал ученикам своим, есть вехи преображения будущего человечества, закон грядущей жизни духовной, поступь которой он предвидел. В эпоху затмения разума, в сумеречные времена беззакония и произвола сил тьмы он восстал из Света, чтобы проповедовать Любовь даже к собственным мучителям, зная, что карма отплатит любому злодею, подвергнув его жизнь более жестким испытаниям, чем перенес Мученик Света. Мало того, он знал, что даже таким образом прокладывается путь к восхождению души, угнетенной видом бесчеловечного надругательства. И палачи станут учениками, и разбойники войдут в Царствие Света. Мгновение осознания может вознести дух угасающий. Дыба жизни преподносит множество возможностей для искушения, ныряния в материю и для вознесения в Мир Блаженства.
* * *
Асгард, или янтарный город, — столица древнего знания — существовал во многих местах, но имел значение Сакрального Хранилища древних рукописей, Храма Планетарного Единства и Жилища двенадцати Мудрецов, возглавлявших империю Рассанты. Древнее знание, исходящее от Божественных Сущностей, позволило этим мудрецам принять Учение Христа как естественное продолжение своего собственного, или приподнятие завесы исконной Мудрости.

Явлю отторжение негодным, и камень счастья утвердится в месте новом. Граду быть суждено. Храму быть суждено. Много сердец тянется, и много рук послано на помощь скорую. Христос путь укажет, и там, где след стопы его загорится сиянием радужным, Храму быть.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 12 фев 2012, 07:40 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
АНТОН ЧУПИЛКО
РАЗМЫШЛЕНИЕ О ВОЙНЕ
Часто историки несут несусветный бред , оправдывая стремление к войне разными социальными , культурными или иными идеологическими причинами , однако все гораздо проще . Несомненно причиной любой войны всегда является желание к развитию, экспансии и выживанию наиболее сильного либо наиболее многочисленного вида.

Все причины войн основаны на природных принципах доминирования и сохранения вида, более того их начало и развитие заложено в подсознательном разума человека. Когда группы управляющие большими сообществами обладают достаточной информацией их коллективное бессознательное само принимает решения о векторе развития этого общества, зачастую первоначально мозг даже не проявляет явно признаки агрессии и не раскрывает самим носителям истинные причины происходящих процессов, 80% скрытого мышления плавно формирует в сознании индивидуумов а так же в коллективном сознании связанных групп предпосылки для принятия действенных мер к началу экспансии ради выживания.

Как биологическое и достаточно слабое к самосохранению в единичном виде, человеческое существо ведет свое сохранение на принципах скорее свойственных примитивным и вирусам, активно развивая и совершенствуя принципы общественного сознания.

Теперь вернемся к происходящим в мире процессам и внимательно оценим существующие угрозы. Уже более 10 лет весь мир охвачен истерией Глобального изменения Климата, и очевидно в этом есть некоторый выверенный общественный интерес.

В продвижении идей и мнений про изменения климата можно выделить несомненных лидеров и идеологов и они конечно находятся в самых развитых и продвинутых обществах - Америке и Западной Европе. Случайно ли это? Давайте взглянем на климатические карты и прогнозы чувствительности к климатическим катастрофам озвученные ЦРУ! Напрашивается потрясающий вывод - существование на их территориях наиболее подвержено таким рискам!

Если взглянуть на события происходящие прямо сейчас не остается никаких сомнений, что сфера Американских и Европейских интересов прямым образом связанна с зонами наименьшего потенциального изменения климата в ближайшие столетия!

Недавно слышал интересный анализ, от наших очень умных чиновников - о том что если льды Северных морей растают, то у России есть потрясающая возможность стать транспортным коридором из Азии в Европу. Меня немало улыбнул этот примитивный подход! На мой непрофессиональный взгляд, если мерзлота сойдет то Китайцам станет очень вольготно разводить рис вдоль устья реки Лена да и добираться до своих угодий морем станет значительно проще...

Последние годы, со вторжением в Ирак, Египет, Ливию и грядущими компаниями в Сирии и Иране несомненно имеют гораздо более долгосрочные планы нежели захват нефтяных ресурсов, которые и так были под контролем захватчиков. Замерзающая этой зимой Европа - вот явная и неприкрытая причина этих компаний. Именно экологические и глобальные климатические изменения являются двигателями войн! Давайте взглянем в далекое будущее и будем думать именно о истинных причинах глобальных процессов, сформированых природными причинами. Возможно это позволит сформировать план нашего выживания в этом мира! Пора уже появится Военным синоптикам и экологам в нашей стране...


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 14 фев 2012, 12:35 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
СЕРГЕЙ ЁЖИКОВ

МАЭСТРО

Яркий солнечный свет упал на стекла витража и преломился тысячью красок. Окна были огромны, во всю стену храма. Они светились. Стена раздробленного света. Внутри было тихо и прохладно. Пахло ладаном, на образах играл свет. В храме почти не было людей. Я люблю такую тишину. В ней как-то по-особенному думается. Одно дело служба, и совсем другое, когда ты словно в беседе с ликами. Во время служения всегда действо, хоры. А быть в храме, как сейчас, в тишине – это беседа с собой, соло.

Нам нужны паузы, в которых мы должны сонастроиться с внутренним ритмом. Жизнь – это непрерывный процесс, который преподносит нам событие за событием, а анализировать их мы уже, подчас, не успеваем. Нас несет поток – река жизни, в которой мы вроде бы живем и действуем самостоятельно. Не-е-ет, мы подчинены законам потока. Он подчиняет нас и со временем внешние силы столь настойчиво требуют от нас стиль и суть поступков, что в какой-то момент мы вдруг обнаруживаем, что стали не такими, какими когда-то собирались стать. Поток несёт нас, хоть мы и пытаемся как-то ему противостоять, поднимаем бунт и начинаем подгребать к берегу, но вдруг соображаем, что это – локомотив. И куда, под откос? И как к берегу, если это означает отстать, отказаться от единства со всеми, если жизнь и поток – синонимы? И что там, под берегом-откосом? Человек рожден для высокого, но будни, расчет, страх гонят его по накатанной.

Я сидел в храме бездумно. Была та редкая минута, когда можно было жить просто так, без спешки и суетных мыслей. Заиграл орган. Музыка была созвучна моему настроению, и я погрузился в мир звуков. Пришло ощущение, будто я оторвался от бренного и суетного и объединился с огромной стихией. Сначала медленно вплыл в нее, потом вознесся и омылся в чистых струях энергии. От меня, как короста, отпали уныние и страхи, напряженность и раздражения последних дней. Став чище и светлее, я наполнился ликованием и радостью. Я ощутил себя летящим и могучим, способным жить в других мирах и быть тоньше в своих проявлениях. Я ощутил в себе свет, и постепенно сам становился светом, наполняясь его мощью и силой. Моё тело, освобождённое от бренного, стало белым, как расплавленный металл…

Кончилась музыка. Какое-то время она еще жила во мне и в этом храме. Я открыл глаза. Храм был таким же, как и прежде, но уже иного качества. Он и всё пространство вокруг стало добрее и чище. Но не только внешнее, но и моё внутреннее стало каким-то иным, если раньше я ощущал, что я – это я, а вне меня весь остальной мир, то теперь пришло ощущение единства со всеми. Наверное, это ощущение можно назвать любовью. Потому что я любил всё вокруг себя: и эти стены, и эти своды, и эту щербинку на кирпиче кладки. Как тогда, молодым и юным, когда я разглядывал лицо своей любимой, мне нравилось в ней всё, и цвет прядей её волос, и веснушки, и изгиб её губ, и даже её голос и её милые мне привычки. Так и мир вокруг меня обрёл для меня некий новый цвет и состояние.

Скрипнули ступени. Сверху спускался маэстро. Он покашливал, направляясь к выходу. Мы встретились взглядами. Его глаза были глубокими и чистыми. Его взгляд не осуждал, а ободрял. Лёгкая добрая улыбка была на его лице. Мне так много хотелось ему сказать, но я не решался заговорить с ним. Имел ли я право обращаться к нему со своими вопросами? Но он сам подошел ко мне и что-то спросил. Знаете, бывает так, что тебе говорят одно, но за словами ты слышишь другое, вероятно и в этот раз случилось также. Впрочем, подходил ли он вообще ко мне? Может быть, нашего разговора и не было, и он причудился мне? Нет-нет, разговор был. В том смысле, что он-то мог и не подходить ко мне, но я-то отвечал тогда на вопросы, для меня этот диалог был и произошёл…
- Что несешь ты в себе?
- Грешен я! Ох, как грешен, отец.
- Не о том я. Все мы не без греха. Есть ли в тебе что-то кроме суеты, кроме этого сора будней? Да-да, я согласен, что человек рожден не для святости, для жизни. Для накопления своего опыта, для отдачи своего долга. Пусть даже каждый из нас ошибается и страдает от своих ошибок, но каждый должен и нести что-то. Есть ли что-нибудь такое в тебе? Твоё. Как глубок ты? Что можешь дать другим? Если есть и ты чувствуешь, что мир этот не совершенен, почему ничего не делаешь?
- Не знаю. Как сказать, что я глубок? Не знаю. Может что-то и есть…
- Во всех нас что-то есть. Порой в ребенке… Впрочем, мир ребенка огромен. Взрослый уже испорчен этим миром и он чаще становится тем, что другие ждут от него. Он мог бы что-то исправить, накопить в себе новое, но страх испортить о себе впечатление, останавливает его. Он инертен.
- Я понимаю, но не скажешь же: во мне НЕЧТО ЕСТЬ! Это идеология, плакат, а не истина, хотя может быть и правдива. Вы ж не об идеологии, надеюсь?
- Да, конечно. Есть? Отдавай. Не насаждай, не замалчивай, - отдавай. Отдавай, как лучшим друзьям. Жизнь нужно сыграть, как играют музыку, как пишут картины, стихи. Вот о чем я.
- Почему ты требуешь, чтобы я что-то имел, чтобы что-то делал, кто ты, в конце концов, чтобы требовать от меня?!
- Я не требую. Даже не уговариваю, я спрашиваю. Как спрашивают сигаретку на улицах. Я вижу, твой мир глубок и возвышен, но ты прячешь его. Когда-то я пришел в этот храм и на коленях плакал перед образами: Господи, ты видишь как мне тяжело в этом мире, как унижают, предают. А мне хотелось признания и мастерства, причем такого, какого нет ни у кого. Возвысится. Мне хотелось почитания, славы, но никогда прежде я не задумывался, что все, приходящие в храм, тоже что-то просят, но тут никто не поможет: ни им, ни мне. А как Господь может дать мне? Только через них, рядом со мной молящихся. У Господа нет других рук на земле. И я стал давать свой дар людям…
- Разве твой горький опыт не против твоих же слов? Да, я видел, как люди, проникнутые твоей музыкой ревут и стонут тут. А недавно я видел, как один юродивый упал здесь на грязный пол и, обхватив голову руками, валялся в слезах, познав мир твоих чувств. Познав твой мир. Твою силу… Но есть и обратная сторона у твоего возвышения – и в ней человек познает свою… низость. Как только замолкают последние аккорды, здесь, внизу, стоит рев. Они с твоей помощью познают глубины нечеловеческих чувств, они возносятся столь высоко, что начинают понимать, что они черви перед божественным, что они никогда не смогут вместить полностью, а тем более нести в себе твой мир. Они никогда не обретут той силы и той глубины, которую имеешь ты. И они презирают тебя. Их зависть готова растереть тебя в порошок. А ты зовешь меня наверх, к высокому, к органу… У меня нет слуха!
- Оставайся внизу. Думаешь ты первый? Нет, очередной. Думаешь таких как ты, пришедших в этот мир экскурсантами, мало? Ведь подняться, значит еще и нести. А это тяжело. Таких, вспорхнувших наверх, чтобы омыться божественными потоками, думаешь мало. Вспорхнули пустыми, пустыми сбежали. А надо нести, как пчела несёт мёд. Трутней-то, охо-хо-хо. А надо нести! Это и есть наш крест. В себе и для всех… Порой за всех. Ну, это не про тебя… Я стар уже. Мне все горестнее за трутней, мне жаль их. Тяжело, говоришь? Слуха нет? Но ты попробовал бы хоть раз. Подумай только, какая сила дается несущим! А завистливые плевки вслед? Что ж грустно. Но ты не прав. Если они и плачут и смеются – значит не все потеряно для них. Мозоли да коросту счищать с души – бо-о-о-льно, а то как же? Вот и сопротивляются. Еще презирают нас те, кто умер душой. Они не могут простить нам свой грех падения. Доселе им было легко и просто, пока не встретили действительно высокое, а встретив и познав в очередной раз всю глубину своего падения – воют. Они ж тогда не Христа распинали. Себя… Разве они тронули бы Христа, если бы Он был не по их душу? Но это касалось их, а как простить такое, когда наглядно показано, что истинно высокое не в их храмах?... Что ж, слуха нет? Оставайся внизу. Только тогда уж храм – это не для тебя.

В тот день я долго ходил по городу, но встречая что-то возвышенное – музыку ли, художественное полотно, словом то, что родилось в высоких сферах, начинал испытывать какое-то неудобство, дискомфорт. Всё, что было сделано высокими мастерами, становилось мне укором. И я понял, что это стыд, что это моя совесть заговорила во мне, которую я гоню от себя. Истинное творчество всегда отличается от ремесла и поделок. Оно может остановить даже бегущего и поразить своим величием. И когда начинаешь всматриваться, или вслушиваться, вдруг понимаешь, что ты словно встал на ступеньку и, как в детстве, увидал что-то такое, отчего ты даже остановил дыхание, ты прикоснулся к чуду. И, соприкасаясь с ним, ты тоже становишься его частью. Мне стало понятно почему так много вандалов, и почему они пытаются опошлить прекрасное. Таким образом они пытаются унизить высокое до своего уровня, даже ниже. Их любовь не идёт дальше любви к себе. А когда самость унижена – это больно.

Храм этот, как наваждение. Дошло до того, что я уже не могу думать ни о чем другом. Все другое потеряло смысл, значение. Я даже не знаю, что это за храм. Я вообще не понимаю, почему он все время оказывается передо мной… Но не в этом дело. Это МОЙ ХРАМ!

Легко сказать: «прожить жизнь, как пережить музыку». Но как? Музыка, мелодия, ритмика… как она приходит? Если писать картину, то понятно: вот она, натура, рисуй! А жизнь – это что, концерт для фортепиано с оркестром? Или просто живи и живи? Э-э-э-эх, да всё просто, не стоит заморачиваться, вот доживу до старости, всё исполню: построю дом, посажу дерево, выращу сына… а потом буду сидеть на лавочке, смотреть на детишек, радоваться или огорчаться… Нет, радоваться. Огорчаться-то чего? Дети – всегда радость, даже их вечно порванные штанишки и ободранные коленки – всегда волнующие хлопоты.

Буду как садовник в саду, на цветущий сад смотреть и радоваться. Что-то передать смогу… А кому нужны будут мои советы? Люди не любят советы. Им примеры нужны. Люди по большей части обезьяны, они подражать привыкли. То у них мода, то у них традиции, а еще есть такое глупое слово – «порядок», тот самый пресловутый «ordnung». Кто-то сделает не по правилам и смотрит по сторонам – не осудит ли кто? Чтобы сделать по-своему, нужна дерзость, а главное, надо очень хорошо знать то, что у тебя должно получиться в итоге. Летать мечтали все, но первым стал Икар. Аэропланы тоже делали все, кто только мог, но был первый авиаконструктор. И паровоз, и автомобиль, и космос кто-то открывал первым. И пока самолёт не полетел, а автомобиль не поднял пыль на дороге – никто им не помогал, никто не спешил им на помощь: зови не зови. Так было всегда: кто-то приходит, приносит в этот мир новое и очевидные преимущества этого нового становятся достоянием всех. Но во всех тех, кто стал первым, кто всегда чуточку впереди – есть что-то особое. Не от мира сего. А потом оно, пришедшее сюда из «не этого мира» становится нашим миром… Музыка сфер, как клокочущая энергия космоса, спускается в наш мир и становится реальностью. И, вероятно, надо быть частью того высокого, нести в себе «не этот мир», чтобы принять звуки и образы высоких миров.

Я опять сидел в Храме. Отупело глядя перед собой, я уже перестал понимать значение простых вещей. И тут я увидел девочку. Маленькая, щуплая. Светловолосая. Она была одета в простое платьеце, обута в легкие туфельки. В руках она несла сумку, ее шаги эхом отозвались от стен и купола. Девочка смотрела по сторонам, глаза её были широко распахнуты. В тоже время девочка была еще маленькой, ребенком, которую хотелось поддержать и ободрить.
Я улыбнулся ей. Встретившись с моей улыбкой, она стала увереннее.
Она поднялась к Маэстро.
Он играл, а она пела.
Орган звучал так, словно это был голос Храма. Голос девочки был необычайно чист. Могучие звуки органа оттеняли её высокий голос. Она словно чайка, а порой как легкая лодка скользила по высоким волнам и, едва касаясь поверхности, подчеркивала могучую силу океана.

Я забыл все. И себя тоже. Оказывается, слушая ее пение, я, незаметно для себя, поднимался по ступеням к ним. Когда они кончили петь, и Маэстро стал что-то говорить ей, шурша нотами и покашливая, я потихоньку, стараясь не скрипеть на ступенях, спустился вниз. Уже выходя из Храма, повстречал женщину, протиравшую пыль, и спросил:
-Что это за девочка, которая пела сейчас?
-А-а-а, - протянула она и улыбнулась, - это Наденька наша. Надежда. Что не слыхали раньше её? А-а-а, как поёт-то, а?

Что-то случилось. Со мной что-то произошло. Я понимал это. Наполненный чем-то новым, я бродил по городу, ожидая какого-то внутреннего оформления моих переживаний. Проносились машины, где-то ревела электричка, весело перекликались птицы. Я ничего не замечал…

Очнулся от боли в ноге. И тут увидел мальчишек, кидающих в меня камнями, и кричащих мне что-то оскорбительное. Поначалу я просто опешил, ведь мне казалось, что мир теперь гармоничен и прекрасен. Он чуден и наполнен высочайшим смыслом, так почему же они, эти дети, так агрессивны?
А, они, оказывается, по обычной детской проказе дразнились.
Я конфузливо улыбнулся им: а как же, ведь несмышлёные дети.
Но один из них побелел от гнева. Получалось, что своей улыбкой я возвысил себя в своей взрослости и смотрел на них снисходительно. Но он не искал моего снисхождения. Мое прощение было для него пощечиной. Схватив камень, он швырнул в меня. Камень летел прямо в меня. Камень прошлого. Обида давнего. И это не было игрой. На какой-то короткий миг во мне возникла борьба, желание отвернуться и одновременное понимание, что отворачиваться нельзя.

Я не отвернулся. Было больно. Мальчик напряженно глядел на меня. Скорее всего, ему тоже хотелось убежать, спрятаться, ведь он рассёк лицо взрослому человеку. Но и он понимал, что увиливать нельзя.
- Ты же ничего из себя не представляешь! – говорил его взгляд.
И он был прав.
Мы смотрели друг другу в упор и я не отворачивался. Позади нас, в глубине прошлого было что-то такое, что обязывало стоять и принимать долг прошлого. Как много надо было пережить, чтобы осознать один единый миг, за которым стояли тысячелетия.
И я пошел наверх. К Маэстро.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 25 фев 2012, 17:15 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
АЛЕКСАНДР КРАСОВ
ОЖОГ
..."Если б ты вернул назад
Этот ужас, это пламя, эту искру, этот взгляд..."
Э. ПО и Deep Purple

Сквозь открытое настежь окно опьяняла июльская ночь. Настороженный слух щекотали цикады, кукушка считала откуда-то издалека... так пронзительно грустно!.. Хотелось осмелиться, остановиться, оставить машину и слиться с рыдающим счётом в густой первозданной траве... Сколько же? Ещё десять? Пятнадцать? Или...
Неожиданно в зеркале заднего вида появились два разгорающихся глаза догоняющего автомобиля. Казалось, что меня спешат догнать, забить клокочущей музыкой, демонстративно отхаркнув липко блестящей пустой бутылкой, и с рёвом унестись вперёд, оставляя за собой кровавые полосы от фонарей и тревогу... В такую минуту спасти могут только стихи. Словно стражники у изголовья любви, они вахту несут неустанно... То влево бессонная поступь, то вправо сквозь ночь...


***
Флоксы пахли тобой... К ней река заросла... Когда ты приходила, смеясь... и дорога заказана...
И стесняясь, ко мне... голубь не долетает...
Несравненная, в гости... молчит телефон ...
Ты то прятала взгляд... И желанная строчка. ..
То краснела от ласки... Крыльями лебедей ...
Не скрываемой мной ... опускается сон...
В каждом слове, летящем... Когда чьи-то слова...
Словно птица любви... в суете отнимающей...
На цветущие ветви... паутиной усталости...
Густо пахнущие ... слух оплетут ...
За открытым окошком... она сердце моё...
К недоступной тебе... под луной изнывающей.
И никто в целом свете... пусть услышит...
Не был так близок мне... пока ещё флоксы...
В душном запахе флоксов. цветут...
***

В темноте прозвучало:
- Пост сдал!
И уверенно эхом:
- Пост принял!


***
Чужой,
невестою,
женой?
Ни сон, ни явь –
ты где-то между.
Цветами белыми одежда
Полураспахнута луной.
Твоих желаний вновь и вновь
Ищу в соцветиях пьянящих –
Тянусь сквозь ночь к губам манящим...
И флоксы пьют мою любовь.
***
Так – помню – пёс
из-под колёс,
не чувствующих боли,
Уползал
с размятой головой.
Ещё живой…
Проснуться что ли?!
Уползти из круга?!
Мне не осталось повода для боли:
Моя невыразимая любовь –
его подруга.


Но шаг оборвался...
В окно воздух стал холоднее. Не слышно кукушки...
И вдруг я почувствовал!..
Ещё не видя...
Бездушные никчёмные твари на лакированном джипе, смеясь, задавили лисицу! Ещё живая, она, опираясь на оставшиеся передние лапы, приподнимала свою огненно-рыжую головку и сквозь обжигающую боль последних мгновений глядела мне прямо в глаза, словно силилась увидеть в них ответ...

Она сказала:
«Вам не понять никогда...
Я вас всех проклинаю.
Когда я уйду – нет возврата...»
А люди смеялись,
Пока не сказала она:
«Ожог!»


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 27 фев 2012, 13:18 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
НИЛ УОЛШ
ПРИТЧИ
О белом цвете

Представь, что ты в белой комнате без углов, с белыми стенами, белым полом, белым потолком. Представь, что ты подвешен над полом какой-то неизвестной силой. Ты .. висишь там в воздухе. Ты ни к чему не можешь прикос­нуться, ничего не слышишь и видишь только белизну. Как долго, по-твоему, ты будешь «существовать» в своём опыте?

Не очень долго. Я буду там существовать, но я ничего не буду знать о себе. Очень скоро я сойду сума.

На самом деле именно так и случится. Ты буквально оста­вишь свой разум. Разум — это та часть тебя, предназначе­ние которой — находить смысл во всей поступающей ин­формации, а без поступающей информации твоему разу­му нечего делать.
В тот момент, когда ты сходишь с ума, ты прекращаешь существовать в своём опыте. То есть перестаёшь знать что-либо конкретно о себе.
Ты большой? Маленький? Ты не знаешь, так как нет ниче­го вне тебя, с чем ты мог бы себя сравнить.
Ты хороший? Плохой? Ты не знаешь. Ты здесь? Ты даже этого не знаешь, так как там ничего нет.
Ты ничего не можешь знать о себе из своего собственного опыта. Ты можешь размышлять о себе сколько угодно, но ты не можешь испытать этого.

Потом происходит то, что всё меняет. На стене появляется крошечная точка. Как будто кто-то ручкой поставил кро­шечную чернильную точку. Никто не знает, откуда она там взялась, но это неважно, так как она спасла тебя.
Теперь есть что-то ещё, кроме тебя. Есть Ты и есть Точка На Стене. Внезапно ты снова можешь принимать решения и получать опыт. Точка находится там. Значит, ты нахо­дишься здесь. Точка меньше тебя. Ты больше неё. Ты сно­ва начинаешь определять себя — по отношению к Точке На Стене.
Твоё отношение к точке становится священным, потому что она вернула тебе oщущeнue себя.

Теперь в комнате появляется котёнок. Ты не знаешь, кто это делает, но ты благодарен, потому что теперь ты мо­жешь сделать новые выводы. Котёнок кажется мягче. Но ты кажешься умнее (по крайней мере в некоторых случа­ях!). Он быстрее. Ты сильнее.

В комнате начинает появляться все больше вещей, и ты начинаешь расширять определение себя. Потом тебя осе­няет. Только в присутствии чего-то другого ты можешь познать себя. Это другое —то, чем ты не являешься. Таким образом, ты не можешь стать тем, чем ты являешься, в отсутствие того, чем ты не являешься.

Ты вспомнил грандиозную истину, и ты даёшь обет никог­да её больше не забыть. Ты встречаешь каждого человека, место и событие в твоей жизни с распростёртыми объяти­ями. Ты ничего не отвергаешь, ибо теперь видишь, что всё, что появляется в твоей жизни, благословенно и даёт тебе ещё один шанс определить, кем ты являешься, и познать себя как такового.

Письмо умирающему

Басё написал следующее письмо одному из своих учеников, который был близок к смерти:
«Сущность твоего разума не была рождена и поэтому никогда не умрёт. То, что тленно — не жизнь. Пустота — это не вакуум. У неё нет цвета, нет формы. Она не получает наслаждения от удовольствий и не страдает от боли.
Я знаю, ты очень болен. Как хороший дзэнский студент, ты мужественно встречаешь эту болезнь. Ты не можешь точно знать, кто страдает, но спроси себя: «Что является сущностью этого разума?» Думай только над этим. Больше тебе ничего не надо. Не делай ничего. Твой конец, который не имеет конца, похож на хлопья снега, тающего в чистом воздухе».

Сколько птиц?

Учитель сказал:

Закрой свои глаза. Или, даже если твои глаза будут открыты, представь себе следующую картину: стая птиц на ветру. Теперь, сообщи мне, сколько ты видел птиц: Пять? Одиннадцать? Шестнадцать? Независимо от того, какой ответ — а любому будет трудно сказать, сколько птиц он увидел — одна вещь становится совсем ясной в этом небольшом эксперименте. Ты можешь представить себе стаю птиц, но число птиц в стае не поддаётся твоему управлению. Изображение всё ещё ясно, отчетливо выражено, точно.

Это и должно быть ответом на вопрос. Кто определит, сколько птиц будет появляться на представляемой сцене? Не ты!


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 04 мар 2012, 12:44 
МАРИНА СТОЛБОВА

ПАЛЬТО ЦВЕТА МОЛОДОЙ ЛИСТВЫ

Пальто ему досталось в наследство. От отца.
Впрочем, как и имя. Игорь. Не самое подходящее, между прочим.
- Замечательное имя, - значительно говорила мать в редкие минуты хорошего настроения. – Громкое. Ты должен им гордиться!
Игорь не спорил, но имя от того не становилось милее.
Жаль, но отца он не помнил. Или почти не помнил. Игорь был совсем мал, когда тот свалился замертво прямо на работе. В буквальном смысле этого слова.
Да, отец на ней горел. Матери же и ему доставались те жалкие крохи, что не съедала отцовская страсть. Его фетиш. Его судьба.
Цирк. Им он жил.

О цирке Игорь даже слушать не мог. Хотя его неоднократно и приглашали туда. Видимо, в надежде на отцовские гены. Он отказался. Не раздумывая и бесповоротно. У него начисто отсутствовало самолюбие. Этим он и отличался от отца.
Тот славу обожал. Купался в ней. Особенно последние годы жизни.
Выступление с участием отца гарантировало аншлаг любой, даже заведомо провальной программе.
Сына он назвал в честь Игоря Кио. Боготворил того. Непонятно почему. Ведь отец не был с ним знаком лично, да и выступали они в совершенно разных жанрах.
Джигитовка – вот в чем отцу не было равных.
Ап! И под звуки бравурной музыки, сопровождаемой громкими аплодисментами зрителей, легкой поступью выбегал на манеж отец.
Ап! И софиты с предельной ясностью вычерчивали его статную, благородную фигуру.
Ап! И зрители, затаив дыхание, зачарованно наблюдали за феерией, устроенной отцом. Долго не отпускали его с манежа, вызывая на бис снова и снова.
Огненный взор, звонкий запоминающийся голос, полные изящества поклоны, бесспорный талант и цветы, цветы, приносимые им после представления благоухающими охапками домой.

Нет, всего этого Игорь не видел. Знал исключительно по рассказам матери. К несчастью, она так и не смогла примириться с ранним уходом отца.
Тосковала и спасалась от печали воспоминаниями. Ах, как мать тогда преображалась! Позабыв обо всем на свете, стояла она часами, опустив голову вниз, жевала вялыми губами, растроганно о чем-то думала.
Их жилье превратилось в музей имени отца. Афиши, афиши, афиши.
Отец смеющийся… Раздающий автографы… Показывающий чудеса джигитовки… Любимая расческа отца… Его трубка… Книга, которую он читал накануне своего ухода…
И наконец пальто. Как гласило семейное предание отец привез его из гастролей по Италии. Громкий успех. За три недели их труппа исколесила всю страну. Именно тогда преданные поклонники и преподнесли отцу это пальто.
Изумительного цвета молодой листвы. Тончайший кашемир, льнущий к телу словно вторая кожа. Длинное, почти до пят, с квадратными роговыми пуговицами в тон. Отец и надевал-то его всего пару раз. Не щеголь был.

Зато сын практически его не снимал. Любил. Носил и зимой, и летом. Годы пальто не старили. Лишь чуть поблек его цвет, да ткань истончилась на сгибах.
Мать, увидев Игоря в пальто, плакала всякий раз и говорила, что он очень похож на отца. Просто его копия. И хорошо было бы продолжить цирковую династию…
Игорь тех разговоров не переносил. Сразу же замыкался и удирал в лесопарк. С глаз подальше. Все что угодно, но не цирк. Хватит тому и отца.
Меланхолично бродил по дорожкам, философствовал. Старательно избегал взоров любопытных.
Каких только казусов не случалось, пока народ к нему не привык.
Глаза закатывали. По ляжкам себя хлопали. Свистели. Пьяные вслед улюлюкали.
Удивительные существа эти люди. На собачку в меховом комбинезоне умиляются. На коня в пальто рот разевают. Да, конь. Да, в пальто. Экая невидаль!
Пусть их! Игорь привык. Да и к нему потихоньку привыкли. С некоторыми при встрече он даже раскланивался. Мелочь, но приятно.
Многочисленные просьбы покатать пресекал сразу, помня печальную участь отца. Ни за деньги, ни за так. Нет, нет и нет!
Именно с таких незначительных на первый взгляд послаблений и начинаются всяческие неприятности.

И как его угораздило, обычно за десять верст обходящего стороной всю эту визжащую мелюзгу, наткнуться сегодня на песочницу!
Игорь застал самый драматичный момент. Молодой папаша стоял, глядя в полной растерянности на свое обезумевшее вопящее чадо. Девчушка лет трех перед порушенным ею же самой песочным куличиком – неподдельность горя завораживала.
- Смотри, смотри, мы сейчас сделаем новый, - приговаривал успокаивающе папа, пытаясь красным совочком поправить непоправимое.
Девчушка была безутешна.
- Покататься хочешь? – вдруг услышал Игорь свой голос.
Малышка мгновенно прекратила рев и, всхлипывая, уставилась на занятное явление. Ее игрушечная лошадка выглядела совсем иначе.
Благодарный папа, смущенно кашлянув, сказал с запинкой:
- Вы знаете, как-то неловко. У нас и денег-то с собой нет.
Спустя пять минут девочка, забывшая и о куличике, и о папе, весело смеялась, крепко вцепившись ручонками в гриву Игоря.
Счастливый папаша шел рядом, придерживая неугомонное чадо, и тоже улыбался...

Подняв воротник пальто, Игорь возвращался, задумчиво цокая копытами по асфальтированной дорожке.
Навязчивое ощущение бессмысленности прошедших лет не покидало его. Что-то было упущено. Но что, он понять не мог.
Дома, не снимая пальто, несколько минут постоял перед афишей. Той самой, итальянской. Импозантный улыбающийся отец в пальто на фоне Пизанской башни.
Игорь подошел к зеркалу. Скопировал позу отца. Тоже улыбнулся.
Да, точь-в-точь. Только масть не совпадает. Отец был гнедой, а сын – серый в яблоках. Мать говорила, в деда.
Отрешенно глядя на свое отражение, повертел пуговицу.
Надо бы завтра заглянуть в цирк. Просто посмотреть


Вернуться наверх
  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 11 мар 2012, 11:19 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
НИКОЛАЙ СТАРИКОВ

ПРИТЧА О ПЧЁЛАХ

Однажды в лес к диким лесным Пчелам пришла делегация от Евросоюза.

— Чего вы хотите? — нецивилизованно спросили у представителей Евросоюза невоспитанные, дикие лесные пчелы.

— Мы хотим предложить вам вступить в Евросоюз, — ответили Пчелам цивилизованные представители Евросоюза.

— Ха! А зачем это нам? — удивились дикие лесные пчелы.

— Ну, как это — «зачем»? Сразу видно, что вы — дикие, тупые и нецивилизованные Пчелы. Ведь воспитанные, толерантные и цивилизованные Пчелы никогда бы не стали задавать таких тупых, глуповатых вопросов. Это смешно — не знать, зачем вступают в Евросоюз!? Вы ведь хотите быть цивилизованными, европейскими пчелами, или и дальше хотите оставаться тупыми, нецивилизованными лесными пчелами?

— Так объясните нам, пожалуйста, какие выгоды мы получим от членства в вашем Евросоюзе? — вежливо спросила представителей Евросоюза пчелиная матка.

— Сплошные выгоды! Например, мы будем защищать вас, чтобы северные медведи не воровали ваш мед.

— Это интересно. Собственно мы и сами можем защититься. Ну, а если не получилось защититься, то хотя бы отомстить... А что предлагаете вы?

— Отомстить? Сразу видно, что вы — дикие и нецивилизованные. Все подобные дела должны решаться только через гуманный европейский суд. Например, если к вашему дуплу полез незваный медведь и набрал меда, что нужно делать?

— Закусать его до смерти. Мы так всегда делаем. — ответили лесные пчелы.

— Нет. Так нельзя. Сразу видно, что вы — дикие и нетолерантные. Прежде всего, необходимо вызвать представителей Еврокомиссии, чтобы они осмотрели место преступления и составили акт о правонарушении. Конечно, услуга эта не из дешевых. Зато все будет по-закону.

— А что дальше?

— Далее Акт, составленный представителями Еврокомиссии по меду, проходит по различным нашим инстанциях, где его рассматривают представители разных Еврокомитетов на предмет еврозаконности и соблюдение законных прав всех возможных меньшинств.
— То есть как это?

— Очень просто. Возможно, этот медведь, который набрал у вас меда, является представителем сексуального меньшинства, для которого кража меда является своеобразным заменителем полового акта. Тогда его действия будут классифицироваться не как кража меда, а как удовлетворение сексуальных потребностей представителя сексуального меньшинства.

— То есть, его нельзя будет наказать? — удивились лесные пчелы.

— Нет, конечно. Вы что, против прав меньшинств? — замахали руками представители Евросоюза.
— А что же дальше? Что с того, если он не является представителем сексуального меньшинства? Мед то мы должны защищать?!

— Ну, там мы посмотрим, возможно, он является представителем какой-либо религиозной конфессии, представители которой должны потреблять только исключительно дикий, натуральный мед, а вы им не позволяете это делать добровольно. В таком случае это также не будет считаться воровством.

— А что дальше?

— Дальше документы будут направлены в Антикоррупционный Еврокомитет, чтобы проверить, не была ли эта кража организованная вами самими, чтобы уменьшить базу налогообложения и не платить налоги.

— Какие еще налоги? — удивились пчелы.

— Обычные европейские налоги на производство меда. Ведь вы должны будете платить налоги за каждые100 граммов производимого вами меда.

— И куда пойдут эти налоги?

— Известно куда — на защиту вас от Медведей и от других вредителей. А также на компенсацию морального вреда тем гражданам Евросоюза, которые не могут потреблять мед из-за аллергии на него, или по другим причинам.

— Это как? Разве мы виноваты, что у кого-то аллергия на мед? — еще больше удивились Пчелы.

— Конечно, вы не виноваты в наличии аллергии, но ваше существование, как пчел, а также существование самого меда приносит невероятные моральные страдания тем гражданам Евросоюза, кто не может употреблять мед из-за аллергии на него. От их неспособности есть мед у них развивается низкая самооценка, комплекс неполноценности. А кое-кто даже склонен к самоистязаниям и к самоубийству!

— Гм ... Как жаль… - сказали пчелы — И каковы суммы компенсации этих нравственных страданий?

— Разные. От одного миллиона Евро до нескольких сотен миллионов Евро, в зависимости от тяжести случая.

— А откуда нам взять эти миллионы евро, чтобы компенсировать моральный ущерб?

— Знаете что, уважаемые дикие нецивилизованные Пчелы, это не наши проблемы. Не хотите платить налоги на мед — прекратите его производить. И все. А иначе придут еврокомиссары, опишут ваше имущество, продадут с аукциона — и таким образом компенсацию в любом случае выплатят. Если же не будет хватать средств, вы будете направлены на принудительные работы. И если вы не успеете до смерти отработать долг, то его за вас будут отрабатывать ваши дети, внуки, правнуки и т.д…

— Пожалуй, мы не хотим вступать в Евросоюз, — сказали Пчелы. — Пусть уж лучше раз в год приходит Медведь.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 12 мар 2012, 22:39 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
КОНСТАНТИН ПАУСТОВСКИЙ

ТЁПЛЫЙ ХЛЕБ
Когда кавалеристы проходили через деревню Бережки, немецкий снаряд разорвался на околице и ранил в ногу вороного коня. Командир оставил раненого коня в деревне, а отряд ушёл дальше, пыля и позванивая удилами, - ушёл, закатился за рощи, за холмы, где ветер качал спелую рожь.

Коня взял к себе мельник Панкрат. Мельница давно не работала, но мучная пыль навеки въелась в Панкрата. Она лежала серой коркой на его ватнике и картузе. Из-под картуза посматривали на всех быстрые глаза мельника. Панкрат был скорый на работу, сердитый старик, и ребята считали его колдуном.

Панкрат вылечил коня. Конь остался при мельнице и терпеливо возил глину, навоз и жерди - помогал Панкрату чинить плотину.

Панкрату трудно было прокормить коня, и конь начал ходить по дворам побираться. Постоит, пофыркает, постучит мордой в калитку, и, глядишь, ему вынесут свекольной ботвы, или чёрствого хлеба, или, случалось даже, сладкую морковку. По деревне говорили, что конь ничей, а вернее - общественный, и каждый считал своей обязанностью его покормить. К тому же конь - раненый, пострадал от врага.

Жил в Бережках со своей бабкой мальчик Филька, по прозвищу "Ну Тебя". Филька был молчаливый, недоверчивый, и любимым его выражением было: "Да ну тебя!". Предлагал ли ему соседский мальчишка походить на ходулях или поискать позеленевшие патроны, Филька отвечал сердитым басом: "Да ну тебя! Ищи сам!". Когда бабка выговаривала ему за неласковость, Филька отворачивался и бормотал: "Да ну тебя! Надоела!".

Зима в этот год стояла тёплая. В воздухе висел дым. Снег выпадал и тотчас таял. Мокрые вороны садились на печные трубы, чтобы обсохнуть, толкались, каркали друг на друга. Около мельничного лотка вода не замерзала, а стояла чёрная, тихая, и в ней кружились льдинки.

Панкрат починил к тому времени мельницу и собирался молоть хлеб, - хозяйки жаловались, что мука кончается, осталось у каждой на два-три дня, а зерно лежит немолотое.

В один из таких тёплых серых дней раненый конь постучал мордой в калитку к Филькиной бабке. Бабки не было дома, а Филька сидел за столом и жевал кусок хлеба, круто посыпанный солью.

Филька нехотя встал, вышел за калитку. Конь переступил с ноги на ногу и потянулся к хлебу. "Да ну тебя! Дьявол!" - крикнул Филька и наотмашь ударил коня по губам. Конь отшатнулся, замотал головой, а Филька закинул хлеб далеко в рыхлый снег и закричал:

- На вас не напасёшься, на христорадников! Вон твой хлеб! Иди копай его мордой из-под снега! Иди копай!

И вот после этого злорадного окрика и случились в Бережках те удивительные дела, о каких и сейчас люди говорят, покачивая головами, потому что сами не знают, было ли это или ничего такого и не было.

Слеза скатилась у коня из глаз. Конь заржал жалобно, протяжно, взмахнул хвостом, и тотчас в голых деревьях, в изгородях и печных трубах завыл, засвистел пронзительный ветер, вздул снег, запорошил Фильке горло. Филька бросился обратно в дом, но никак не мог найти крыльца - так уже мело кругом и хлестало в глаза. Летела по ветру мёрзлая солома с крыш, ломались скворечни, хлопали оторванные ставни. И всё выше взвивались столбы снежной пыли с окрестных полей, неслись на деревню, шурша, крутясь, перегоняя друг друга.

Филька вскочил наконец в избу, припёр дверь, сказал: "Да ну тебя!" - и прислушался. Ревела, обезумев, метель, но сквозь её рев Филька слышал тонкий и короткий свист - так свистит конский хвост, когда рассерженный конь бьёт им себя по бокам.

Метель начала затихать к вечеру, и только тогда смогла добраться к себе в избу от соседки Филькина бабка. А к ночи небо зазеленело, как лёд, звёзды примёрзли к небесному своду, и колючий мороз прошёл по деревне. Никто его не видел, но каждый слышал скрип его валенок по твёрдому снегу, слышал, как мороз, озоруя, стискивал толстые брёвна в стенах, и они трещали и лопались.

Бабка, плача, сказала Фильке, что наверняка уже замёрзли колодцы и теперь их ждёт неминучая смерть. Воды нет, мука у всех вышла, а мельница работать теперь не сможет, потому что река застыла до самого дна.

Филька тоже заплакал от страха, когда мыши начали выбегать из подпола и хорониться под печкой в соломе, где ещё оставалось немного тепла. "Да ну вас! Проклятые!" - кричал он на мышей, но мыши всё лезли из подпола. Филька забрался на печь, укрылся тулупчиком, весь трясся и слушал причитания бабки.

- Сто лет назад упал на нашу округу такой же лютый мороз, - говорила бабка. - Заморозил колодцы, побил птиц, высушил до корня леса и сады. Десять лет после того не цвели ни деревья, ни травы. Семена в земле пожухли и пропали. Голая стояла наша земля. Обегал её стороной всякий зверь - боялся пустыни.

- Отчего же стрясся тот мороз? - спросил Филька.

- От злобы людской, - ответила бабка. - Шёл через нашу деревню старый солдат, попросил в избе хлеба, а хозяин, злой мужик, заспанный, крикливый, возьми и дай одну только чёрствую корку. И то не дал в руки, а швырнул на пол и говорит: "Вот тебе! Жуй!". - "Мне хлеб с полу поднять невозможно, - говорит солдат. - У меня вместо ноги деревяшка." - "А ногу куда девал?" - спрашивает мужик. "Утерял я ногу на Балканских горах в турецкой баталии", - отвечает солдат. "Ничего. Раз дюже голодный - подымешь, - засмеялся мужик. - Тут тебе камердинеров нету". Солдат покряхтел, изловчился, поднял корку и видит - это не хлеб, а одна зелёная плесень. Один яд! Тогда солдат вышел на двор, свистнул - и враз сорвалась метель, пурга, буря закружила деревню, крыши посрывала, а потом ударил лютый мороз. И мужик тот помер.

- Отчего же он помер? - хрипло спросил Филька.

- От охлаждения сердца, - ответила бабка, помолчала и добавила: - Знать, и нынче завелся в Бережках дурной человек, обидчик, и сотворил злое дело. Оттого и мороз.

- Чего ж теперь делать, бабка? - спросил Филька из-под тулупа. - Неужто помирать?

- Зачем помирать? Надеяться надо.

- На что?

- На то, что поправит дурной человек своё злодейство.

- А как его исправить? - спросил, всхлипывая, Филька.

- А об этом Панкрат знает, мельник. Он старик хитрый, учёный. Его спросить надо. Да неужто в такую стужу до мельницы добежишь? Сразу кровь остановится.

- Да ну его, Панкрата! - сказал Филька и затих.

Ночью он слез с печи. Бабка спала, сидя на лавке. За окнами воздух был синий, густой, страшный.

В чистом небе над осокорями стояла луна, убранная, как невеста, розовыми венцами.

Филька запахнул тулупчик, выскочил на улицу и побежал к мельнице. Снег пел под ногами, будто артель весёлых пильщиков пилила под корень берёзовую рощу за рекой. Казалось, воздух замёрз и между землёй и луной осталась одна пустота - жгучая и такая ясная, что если бы подняло пылинку на километр от земли, то и её было бы видно и она светилась бы и мерцала, как маленькая звезда.

Чёрные ивы около мельничной плотины поседели от стужи. Ветки их поблёскивали, как стеклянные. Воздух колол Фильке грудь. Бежать он уже не мог, а тяжело шёл, загребая снег валенками.

Филька постучал в окошко Панкратовой избы. Тотчас в сарае за избой заржал и забил копытом раненый конь. Филька охнул, присел от страха на корточки, затаился. Панкрат отворил дверь, схватил Фильку за шиворот и втащил в избу.

- Садись к печке, - сказал он.- Рассказывай, пока не замёрз.

Филька, плача, рассказал Панкрату, как он обидел раненого коня и как из-за этого упал на деревню мороз.

- Да-а, - вздохнул Панкрат, - плохо твоё дело! Выходит, что из-за тебя всем пропадать. Зачем коня обидел? За что? Бессмысленный ты гражданин!

Филька сопел, вытирал рукавом глаза.

- Ты брось реветь! - строго сказал Панкрат. - Реветь вы все мастера. Чуть что нашкодил - сейчас в рёв. Но только в этом я смысла не вижу. Мельница моя стоит, как запаянная морозом навеки, а муки нет, и воды нет, и что нам придумать - неизвестно.

- Чего же мне теперь делать, дедушка Панкрат? - спросил Филька.

- Изобрести спасение от стужи. Тогда перед людьми не будет твоей вины. И перед раненой лошадью - тоже. Будешь ты чистый человек, весёлый. Каждый тебя по плечу потреплет и простит. Понятно?

- Понятно, - ответил упавшим голосом Филька.

- Ну, вот и придумай. Даю тебе сроку час с четвертью.

В сенях у Панкрата жила сорока. Она не спала от холода, сидела на хомуте - подслушивала. Потом она боком, озираясь, поскакала к щели под дверью. Выскочила наружу, прыгнула на перильца и полетела прямо на юг. Сорока была опытная, старая и нарочно летела у самой земли, потому что от деревень и лесов всё-таки тянуло теплом и сорока не боялась замёрзнуть. Никто её не видел, только лисица в осиновом яру высунула морду из норы, повела носом, заметила, как тёмной тенью пронеслась по небу сорока, шарахнулась обратно в нору и долго сидела, почёсываясь и соображая: куда ж это в такую страшную ночь подалась сорока?

А Филька в это время сидел на лавке, ёрзал, придумывал.

- Ну, - сказал наконец Панкрат, затаптывая махорочную цигарку, - время твоё вышло. Выкладывай! Льготного срока не будет.

- Я, дедушка Панкрат, - сказал Филька, - как рассветёт, соберу со всей деревни ребят. Возьмём мы ломы, пешни, топоры, будем рубить лёд у лотка около мельницы, покамест не дорубимся до воды и не потечёт она на колесо. Как пойдёт вода, ты пускай мельницу! Повернёшь колесо двадцать раз, она разогреется и начнёт молоть. Будет, значит, и мука, и вода, и всеобщее спасение.

- Ишь ты, шустрый какой! - сказал мельник, - Подо льдом, конечно, вода есть. А ежели лёд толщиной в твой рост, что ты будешь делать?

- Да ну его! - сказал Филька. - Пробьём мы, ребята, и такой лёд!

- А ежели замёрзнете?

- Костры будем жечь.

- А ежели не согласятся ребята за твою дурь расплачиваться своим горбом? Ежели скажут: "Да ну его! Сам виноват - пусть сам лёд и скалывает".

- Согласятся! Я их умолю. Наши ребята - хорошие.

- Ну, валяй собирай ребят. А я со стариками потолкую. Может, и старики натянут рукавицы да возьмутся за ломы.



В морозные дни солнце восходит багровое, в тяжёлом дыму. И в это утро поднялось над Бережками такое солнце. На реке был слышен частый стук ломов. Трещали костры. Ребята и старики работали с самого рассвета, скалывали лёд у мельницы. И никто сгоряча не заметил, что после полудня небо затянулось низкими облаками и задул по седым ивам ровный и тёплый ветер. А когда заметили, что переменилась погода, ветки ив уже оттаяли, и весело, гулко зашумела за рекой мокрая берёзовая роща. В воздухе запахло весной, навозом.

Ветер дул с юга. С каждым часом становилось всё теплее. С крыш падали и со звоном разбивались сосульки.

Вороны вылезли из-под застрех и снова обсыхали на трубах, толкались, каркали.

Не было только старой сороки. Она прилетела к вечеру, когда от теплоты лёд начал оседать, работа у мельницы пошла быстро и показалась первая полынья с тёмной водой.

Мальчишки стащили треухи и прокричали "ура". Панкрат говорил, что если бы не тёплый ветер, то, пожалуй, и не обколоть бы лёд ребятам и старикам. А сорока сидела на раките над плотиной, трещала, трясла хвостом, кланялась на все стороны и что-то рассказывала, но никто, кроме ворон, её не понял. А сорока рассказывала, что она долетела до тёплого моря, где спал в горах летний ветер, разбудила его, натрещала ему про лютый мороз и упросила его прогнать этот мороз, помочь людям.

Ветер будто бы не осмелился отказать ей, сороке, и задул, понёсся над полями, посвистывая и посмеиваясь над морозом. И если хорошенько прислушаться, то уже слышно, как по оврагам под снегом бурлит-журчит тёплая вода, моет корни брусники, ломает лёд на реке.

Всем известно, что сорока - самая болтливая птица на свете, и потому вороны ей не поверили - покаркали только между собой: что вот, мол, опять завралась старая.

Так до сих пор никто и не знает, правду ли говорила сорока, или всё это она выдумала от хвастовства. Одно только известно, что к вечеру лёд треснул, разошёлся, ребята и старики нажали - и в мельничный лоток хлынула с шумом вода.

Старое колесо скрипнуло - с него посыпались сосульки - и медленно повернулось. Заскрежетали жернова, потом колесо повернулось быстрее, и вдруг вся старая мельница затряслась, заходила ходуном и пошла стучать, скрипеть, молоть зерно.

Панкрат сыпал зерно, а из-под жернова лилась в мешки горячая мука. Женщины окунали в неё озябшие руки и смеялись.

По всем дворам кололи звонкие берёзовые дрова. Избы светились от жаркого печного огня. Женщины месили тугое сладкое тесто. И всё, что было живого в избах - ребята, кошки, даже мыши,- всё это вертелось около хозяек, а хозяйки шлёпали ребят по спине белой от муки рукой, чтобы не лезли в самую квашню и не мешались.

Ночью по деревне стоял такой запах тёплого хлеба с румяной коркой, с пригоревшими к донцу капустными листьями, что даже лисицы вылезли из нор, сидели на снегу, дрожали и тихонько скулили, соображая, как бы словчиться стащить у людей хоть кусочек этого чудесного хлеба.

На следующее утро Филька пришёл вместе с ребятами к мельнице. Ветер гнал по синему небу рыхлые тучи и не давал им ни на минуту перевести дух, и потому по земле неслись вперемежку то холодные тени, то горячие солнечные пятна.

Филька тащил буханку свежего хлеба, а совсем маленький мальчик Николка держал деревянную солонку с крупной жёлтой солью. Панкрат вышел на порог, спросил:

- Что за явление? Мне, что ли, хлеб-соль подносите? За какие такие заслуги?

- Да нет! - закричали ребята.- Тебе будет особо. А это раненому коню. От Фильки. Помирить мы их хотим.

- Ну что ж, - сказал Панкрат, - не только человеку извинение требуется. Сейчас я вам коня представлю в натуре.

Панкрат отворил ворота сарая, выпустил коня. Конь вышел, вытянул голову, заржал - учуял запах свежего хлеба. Филька разломил буханку, посолил хлеб из солонки и протянул коню. Но конь хлеба не взял, начал мелко перебирать ногами, попятился в сарай. Испугался Фильки. Тогда Филька перед всей деревней громко заплакал.

Ребята зашептались и притихли, а Панкрат потрепал коня по шее и сказал:

- Не пужайся, Мальчик! Филька не злой человек. Зачем же его обижать? Бери хлеб, мирись!

Конь помотал головой, подумал, потом осторожно вытянул шею и взял наконец хлеб из рук Фильки мягкими губами. Съел один кусок, обнюхал Фильку и взял второй кусок. Филька ухмылялся сквозь слезы, а конь жевал хлеб, фыркал. А когда съел весь хлеб, положил голову Фильке на плечо, вздохнул и закрыл глаза от сытости и удовольствия.

Все улыбались, радовались. Только старая сорока сидела на раките и сердито трещала: должно быть, опять хвасталась, что это ей одной удалось помирить коня с Филькой. Но никто её не слушал и не понимал, и сорока от этого сердилась всё больше и трещала, как пулемёт.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 14 мар 2012, 17:58 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
ВЛАДИСЛАВ ПАВЛОВ
СОЛНЦЕ СЕРДЦА

Непрекращающийся серый, холодный дождь.
Кажется, он идет целую вечность, с тех пор как существует Земля и люди населяющие ее.
Может, дождь создали сами люди, когда им стало невыносимо открыто взглянуть на лик Солнца, невыносимо из-за всех их совершенных в веках преступлений против чистого и первозданного Света его лучей?

И люди скрыли свои лица за ширмой водяных струй, за своими высокими, черными воротниками, шляпами и цветастыми зонтами, в надежде избежать ответа и отсидеться в тени своих иллюзорных норок?

Но Солнце посылает свои Лучи всем, побуждая все живое на Земле двигаться, расти и развиваться, согласно Великому плану эволюции.
Свет его – есть Зов и наказ идти вперед! Навстречу солнечному ветру, навстречу Новым горизонтам и удивительным возможностям, спящим в духе человека!
Таково сужденное будущее для тех, кто готов без страха, но с радостью выйти из тени дождя и отдать свое сердце в поток этого Света!
Но даже тем, кто спрятал глаза души своей в тень, дождь не дает защиты от пламенных стрел, вонзающихся им в сердце – никто не может остаться в стороне, когда вступает в свои права Новый мир и его очищающий огонь ведет свой суровый отбор!

Как никогда, сердца людей вопиют в своих рукотворных темницах, оглашая свой последний призыв – люди, проснитесь!
Встаньте и идите!
Устремитесь в сужденное!

Но крика сердца не слышит разум людской – в мире дождя не умеют слышать.
Вокруг, те же серые, вечно спешащие тени людей и чтобы уметь слышать, нужно выйти из этого потока и взглянуть со стороны на эту вековую похоронную процессию. И понять – тут хоронят Дух!

Люди разучились слышать свое сердце, а значит и чужое горе и мольбы отчаяния ближних – стало это невыгодно. Даже тепла души своей они не способны подать нуждающемуся и скорбящему – потому остыло пламя сердец человеческих.

Люди привыкли проходить мимо.

Узы человеческого братства и ощущения родства людской крови просто унес тот же поток серого дождя.

Скажут, мол, все живут так, смирись, иди в ногу со строем и строго по разметке, пой песню по памятке, вздумал правила рушить – пощады не жди!

Я жил, как многие другие – брел в дождь под своим зонтом обыденных и пустых дел, нелепых повседневных забот и так похожих друг на друга, как капли этого дождя, серых будней… Я почти не страдал и даже радовался дождю, когда засыпал под звон его капель…
Я, как и другие верил, что зонт спасает от дождя…

Люди! Зонт – не спасает! Мы давно тонем в дожде и он все быстрее затапливает наши души!

Потому что этот дождь – есть серый дождь нашей жизни…

Иногда мне было страшно, что дождь, смоет все мои дни и унесет их в грязную придорожную канаву, как смывает и дни многих и многих других людей, но все чаще, я становился и к этому равнодушен.
Раз уж все идут этой наклонной дорогой. И, даже, мучимый этими вопросами я все равно шел со всеми.

Хоть я так же был болен равнодушием, я чувствовал, что где-то за серыми тучами «серьезной взрослой» жизни, бессменно горит живое и яркое Солнце – почти каждый ребенок может вам рассказать о нем!

Каждый ребенок может рассказать, но, взрослый – уже не может, далеко не каждый взрослый сможет…

Я помнил, как выглядит это Солнце – оно было у меня в моем детстве… Оно было – мой самый первый Учитель и Наставник.
Оно учило меня видеть в мире Свет, Радость, Любовь, Чистоту…
Его учение было, как сильнейший трепет и щемящая боль в сердце, это – то, что навсегда с Тобой, когда однажды повернешь ключ и откроешь в себе потайную дверь души!
Каждый, кто сумеет стать светлым, радостным, любящим и чистым - всегда найдете путь к своему Солнцу!

И когда Вы найдете Ваше Солнце – сердце пламенем будет приветствовать его и обязательно вернется ответ!
Вы – сами станете этим ответом для всех людей вокруг!
Вы станете Светом и он польется через Вас ко всем страждущим и болящим сердцам на Земле, зажигая их огни и излечивая от ран и нечистот мира!

Именно для этого Солнце должно жить в каждом человеке.

Я помнил из детства, что Свет своей души мало просто найти и выпустить в мир – его нужно беречь, хранить, любить и ухаживать за ним, как за самым редчайшим и ценным цветком - без любви и заботы он завянет, а в обществе нечестивцев его Свет осквернится и станет чадить.

Я до боли в душе хотел вернуть утерянное Солнце, вернуть и себе и всем другим людям!
Но сначала я должен вернуть его себе!
Ведь, живя под дождем, взрослея, я и свое Солнце видел все реже и реже, видел уж больше по воспоминаниям детства…

Неужели, жизнь человека идет всегда по проложенной кем-то колее? И изменить направление никому невозможно?

Не существует на это ответов в мире дождя.

Я за ответом обратился к Высшим силам – в крайнем отчаянии обратился, потому что не мог, не желал жить так, как живу, я помнил, что дождь – еще не весь наш мир. Я страстно пожелал найти свое утерянное Солнце!

Ведь только Высшим Силам человек может честно признаться в любой слабости и молить о помощи, как и нашкодивший ребенок всегда придет к своим родителям и признается во всех своих проделках, он сердцем знает, что родители всегда примут, всегда простят, всегда вернут надежду и укажут путь!

И мне пришел Ответ!

Нет – не голос с Небес, не знамение, не видение.
Пришла вера в то, что я увижу мое Солнце! В то, что все, кто ищет Солнце – найдут его!

Пришли книги о том, где искать, пришли нужные встречи, пришли люди, которые так же, как и я жаждут найти Солнце и указать на него всем остальным, кто еще бредет под дождем!

И с момента получения Ответа – для меня дождя больше не стало - я перестал видеть его!

Остался лишь предрассветный мрак – преддверие рассвета. И радостно забилось сердце. Ведь это – надежда! Надежда на скорый рассвет моего Солнца!
Я поверил в возможность рассвета.

Я безмерно радовался, что мне стали показаны и открыты Пути, я стал видеть впереди сверкающий коридор Света – этот Свет нес меня вперед в будущее на своих радужных крыльях! Я делал первые шаги, не раз я падал, меня не раз поднимали, я снова шел…
Потом и я поднимал тех, кто падал и мы шли дальше вместе… Нас становилось все больше и Путь стал Радостен!
Я стал чувствовать и узнавать Руку Ведущую меня...

Я стал чувствовать чужую боль – как свою собственную, даже, казалось, сильнее.
Я стал слышать крики чужих душ – сколько же их вокруг взывает о помощи!
Потому, что сердца наши – в темнице!
Я не мог больше проходить мимо...

Но Солнце мое не приближалось ко мне, идя вперед, я видел, что ступаю на одном месте…

Я вновь обратился в сердечном молении к Высшим Силам – я молил, о том, что больше всего на свете прошу вернуть мне мое Солнце!

И мне пришел Ответ! Ах, какой мне пришел Ответ!!!



Городским поздним вечером, полумрак моей холодной комнаты вдруг изменил свои очертания, привычная обстановка подернулась серебристым туманом и в одно мгновение потеряла свою реальность и всякую значимость.
Одновременно, со всех сторон, вдруг полился искрящийся, радужный свет и этот свет, казалось, издавал еще и чудесное многоголосье тончайших звуков и мелодий…
Волны непонятных вибраций охватили все мое тело, казалось, ко мне подключили мощнейший источник энергии...

И только я захотел придти в себя, как случилось Нечто!

Все вокруг и внутри меня, и тело и разум и комната – буквально взорвалось и мгновенно расширяясь во все стороны образовалась огромная сияющая сфера, которая сверкала мириадами огненных звезд и комет!

Я понял – это Огненным вихрем в мою жизнь ворвалось Оно – мое долгожданное и любимое Солнце! Как же долго была разлука!

Его держала в руках прекрасная солнечная Фея, Она сама была частью этого Солнца и с любовью протягивала его мне…
Она сказала мне – теперь это и твое Солнце, раз ты сам смог придти за ним…
Я не понимал тогда никаких слов…

При этом, точно в середине моей груди, как электрический удар, вспыхнула огненная точка, жар ее быстро усилился и тут же из нее брызнули по всему моему телу огненные струи неведомой мне ранее энергии! Я запылал, как факел!
Жар сделался невыносимым и когда я глянул на себя – то подумал, что наверное сейчас я просто сгорю, точно так, как возможно сгореть на костре…
Но, спустя, несколько мгновений, мое сердце вдруг поняло, что оно оказалось в своем истинном доме – Доме Солнца!

И я без памяти влюбился в этот священный Огонь, потому что, я всю жизнь ждал, искал только его!

Так в мою жизнь вернулось Солнце!
Теперь я всегда ношу в своей груди это волшебное прикосновение прекрасной солнечной Феи!
Теперь я точно знаю, что дождь для людей идет только там, где бесформенные тучи их темных и серых мыслей и желаний закрыли их маленькое, личное небо.
И они не могут знать, что небо – по природе своей чисто и необъятно и всегда залито светом Солнца Солнц – светом божественного Сердца!

Но, возможность знать – она всегда с нами, лишь вновь нужно научиться видеть в мире Свет, Радость, Любовь, Чистоту – как учило нас всех в детстве наше заботливое Солнце – наш первый Учитель и Наставник!


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 22 мар 2012, 14:40 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
ЮРИЙ БОНДАРЕВ

МГНОВЕНИЯ ОЗАРЕНИЙ

У каждого писателя есть главная, та единственная, ненаписанная книга, которая терпеливо-медленно оформляется, будто выкристаллизовывается по частям, по страницам из накопленного душевного опыта. Это как бы вторая жизнь писателя, внутренняя, сложная, мучительная, ибо тропинки сознания, по которым он незримо идет, не всегда ясны. В этой второй жизни вас не подвезет до нужной станции поезд метро, здесь на каждом шагу возникают опасения и колебания: а это ли главное, выношенное, нужное людям? А может быть, то, что ты знаешь, чувствуешь, что накопилось в тебе и рвется на бумагу, - лишь тусклый отблеск необъятной в своих вариантах жизни, неясный отпечаток человеческой правды?
Если бы писателю удалось однажды написать эту Главную книгу, высказав в ней все, он, вероятно, больше бы не писал ничего, ибо высказал самое нужное, самое сокровенное. Но человеческой жизни часто не хватает для этой Главной книги.
Под Главной книгой, должно быть, надо понимать произведение (роман, повесть, дневник, записки, стихи), освещенное ярким индивидуальным чувством художника, где люди в событиях и события в людях, - рассказ о нашей эпохе, о неповторимых, чертах ее.
Главная книга - это откровение о себе и это книга, в которой ясно и подкупающе должны проступать все черты характера пишущего. Это необычный взлет высокой души и это исповедь и писателя и его поколения. Это фиксирующее проникновение в настоящее и добрый взгляд вперед, ради чего было и прошлое и есть настоящее, ради чего были войны, голод, страдания и счастливые глаза людей после войны. Главная книга - это книга самой большой помощи людям, это сердце, положенное на бумагу: смотрите, я раскрыт, я люблю людей, я воюю и борюсь за добро, возьмите меня, это должно вам помочь…
Эта книга может охватывать всю нашу эпоху или одну страничку ее, один абзац. Дело не в объеме, не в размере - ведь речь идет о самом главном.
Бывает так, что вы идете домой, торопитесь и испытываете странное ощущение радостного нетерпения, будто вас ждет старый, вернувшийся издалека, умный друг. Этот друг - книга. Вы читаете ее не залпом, не сразу. Вы читаете ее не спеша, по нескольку раз одну и ту же страницу, как перечитывают письма разделенные расстоянием любящие.
Такова книга Ольги Берггольц "Дневные звезды". Читая, я вступал в мир знакомый и незнакомый мне, - видимо, это чувство бывает, когда вспоминаешь что-то, когда писатель незащищенно раскрывает душу перед тобой и рассказывает все, что ты знаешь и не знаешь о какой-то странице нашего времени.
Как по жанру назвать эту книгу - повестью или лирическими записками? Не знаю. И это не важно. Книга пропитана ощущением, звуками и запахами революционной эпохи, счастьем и болью, уверенностью в прекрасности человеческого дерзания, немыслимого без стремления к лучшему, книга написана отличным пахучим, доверительным языком, и она оставляет после прочтения тот "отсвет лирической интонации", который часто присущ настоящим поэтам, когда они берутся за прозу.
Ольга Берггольц пишет в "Дневных звездах": то, что она узнавала, становилось и ее личным. Это личное - не лучшее ли качество современного писателя?
Мы следим за героиней начиная с детства - от поездки из древнего Углича в голодный Петроград, от рассказа старичка в холодном, наполненном синим сумраком вагоне о Волховстрое, о мечте Ленина осветить Россию до страшных дней смерти Ленина, когда надрывались в бесконечной печали заводские гудки Невской заставы. От великолепного образа бабушки со "своей огромной натруженной рукой", которая перед смертью все тянулась благословить внучку-комсомолку, до глубоко человеческого образа отца-доктора, в тяжкие дни блокады Ленинграда прорубившего ступеньки во льду, чтобы обессиленным людям было легче ходить за водой, - все это стало жизнью героини, неотъемлемо личным и поэтому своим нерушимо личным, родственным нашему читателю, биография которого во многом похожа на жизненный путь писательницы.
Я убежден, что о войне, о днях жестокого испытания народа, никто не имеет права говорить: "я видел", "я знал", "мне рассказывали". Должны говорить: "я делал", "я участвовал", "я стрелял", "я помогал".
И это относится не только к войне. Это относится ко всему нашему времени, где нельзя, никто не имеет правд быть сторонним наблюдателем, где все должны быть участниками, ибо даже в понятие "счастье" всегда входит участие не одного, а многих лиц, вложенная доля всех.
Книгу, ставшую умным вашим другом, хочется цитировать, ибо эти цитаты не утомляют. Ольга Берггольц заканчивает "Дневные звезды" так:
"Я раскрыла перед вами душу, как створки колодца, со всем его сумраком и светом.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 15 апр 2012, 12:23 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
КОНСТАНТИН ПАУСТОВСКИЙ

СОРАНГ

Экспедиция капитана Скотта к Южному полюсу погибла в страшных буранах, разразившихся в Антарктике весной 1911 года. Шесть человек вышли к полюсу на лыжах от ледяной стены Росса. Шли больше месяца. До полюса дошло пять человек. Один сорвался в расщелину и умер от сотрясения мозга. Вблизи полюса Скотт, шедший впереди, внезапно остановился: на снегу что-то чернело. То была палатка, брошенная Амундсеном. Норвежец опередил англичан. Скотт понял, что это конец, что после этого им не осилить обратного пути в тысячу километров, не протащить по обледенелым снегам окровавленных ног. Тогда всем поровну был роздан яд. На обратном пути заболел молчаливый шотландец, лейтенант Отс. У него начиналась гангрена обеих ног. Каждый шаг вызывал острую боль, сукровица сочилась сквозь потертые оленьи сапоги и застывала на лыжах каплями воска. Отс знал, что он задерживает экспедицию, что из-за него могут погибнуть все. И он нашел выход.

В дневнике Скотта, найденном вместе с четырьмя трупами год спустя после экспедиции, об этом говорится так: «Одиннадцатого марта. За последние сутки мы сделали всего три мили. Несмотря на нечеловеческую боль, Отс не отставал от нас, но мы шли гораздо тише, чем могли бы. Вчера он попросил оставить его в спальном мешке на снегу, но мы не могли этого сделать и уговорили его идти дальше. До последнего дня он не терял, не позволял себе терять надежду. К ночи мы остановились. Отс дал мне записку и просил передать родным, если мы останемся в живых. Потом он встал и сказал, глядя мне в глаза: „Я пойду. Должно быть, вернусь не скоро“. Мы молчали. Отс вышел из палатки и ушел в метель. Он проваливался в снег и пачкал его кровью. Было два часа ночи. Он не вернулся. Он поступил, как благородный человек».

Перед дневником капитана Скотта вся литература кажется праздной болтовней — перед этим дневником смерти, дневником людей, безропотно гибнущих от гангрены, голода и потрясающей стужи в ледяных пустынях Антарктики.

В конце дневника Скотт написал дрожащими буквами: «Я обращаюсь ко всему человечеству. Оно должно знать, что мы рисковали, рисковали сознательно, но нам во всем была неудача. Если бы мы остались живы, я рассказал бы такие вещи о высоком мужестве и простом величии моих товарищей, что они потрясали бы каждого человека. Мы гибнем, но не может быть, чтобы такая богатая страна, как Англия, не позаботилась о наших близких».

Скотт ошибся: Англия не позаботилась о его близких. Записка лейтенанта Отса на имя Анны О'Нейль попала в руки русского матроса Василия Седых, участника экспедиции, нашедшей трупы Скотта и троих его спутников. Анну О'Нейль Седых разыскал только после войны, в 1918 году, в приморском городке на севере Шотландии. Было начало зимы. Снег, похожий па старое серебро, лежал на окрестных полях, и океан вздыхал у берегов, отсыпаясь перед зимними штормами.

Муж Анны, начальник рыбачьего порта, весь вечер курил трубку и молча угощал Седых кофе и твердым печеньем. Анна прочла письмо Отса, оделась и ушла в город, не сказав ни слова. Один только портовый смотритель, дедушка Гернет, друг мужа Анны, пытался рассеять смутную тревогу, как бы открывшую все окна в доме и наполнившую комнаты печальным запахом снега. Гернет рассказывал сыну Анны, мальчику восьми лет, старую морскую легенду о ветре, носившем название «соранг».

У моряков есть поверье, что среди бушующих нордов и трамонтан, муссонов и сокрушительных тайфунов есть жаркий ветер соранг, дующий один раз за многие сотни лет. Соранг приходит с южных румбов горизонта поздней зимой и обыкновенно ночью. Он приносит воздух незнакомых стран, печальный и легкий, как запах магнолий. Сами по себе начинают звонить колокола сельских церквей, голубая заря поднимается к зениту, и сквозь снега пробиваются цветы, похожие на подснежники. У детей от радости темнеют глаза, а корабли зажигают приветственные сигналы, качаются и кланяются этому ветру, как ласковые звери с мокрой от дождя шкурой. Соранг знаменует начало веселых и великолепных праздников. Воздух Антилл проносится над Шотландией, превращая зиму в свежее мгновенное лето.

Старый Гернет не окончил своей басни. Отец услал мальчика спать. Анна вернулась домой около полуночи. Она ходила без цели по набережной, пряча лицо от ветра. За ней бродил, опустив голову, дряхлый портовый пес, по прозвищу Репейник. Анна тихо говорила с ним, — ей больше некому было рассказать о письме Отса.

«Я умру через час, — писал Отс. — Мне кажется, что даже труп мой будет содрогаться от ужаса этих буранов и стальной чудовищной стужи. Я вспоминаю Шотландию, наши теплые дожди, летящие над землей, подобно дыму, огни в сумерках, тяжелую воду гавани, соленый воздух мокрых осенних полей с почему-то не убранным клевером и нашу старинную песенку:

Здравствуй, дом! Прощай, дорога!

Сброшен плащ в снегу сыром.

Если нет для гостя грога,

Так найдется крепкий ром.

— Я вспоминаю вас и знаю, что это все — любовь. Я до сих пор не понимаю, почему вы ушли от меня так внезапно».

Анна перечитывала письмо в комнате мальчика. Она стояла у окна. Резкие морщины обозначились у нее на лбу — ей показалось, что громадная птица взмахнула крылом и с деревьев посыпались мелкие брызги. Они падали на лицо Анны, и было трудно понять, капли это дождя или слезы. Что-то громадное входило в жизнь, чему не было имени, наполнявшее все тело дрожью.

Мальчик проснулся и сел на кровати. Глаза его потемнели от радости.

— Ты не плачь, — сказал он и снова лег на теплую подушку. — Сегодня ночью будет соранг.

Он смеялся во сне — ему снилось, что откуда-то, страшно далеко, из Антарктики, подходит ветер, несущий запах снега и экваториальных лесов, дует соранг — праздничный зимний ветер, перебрасывающий тысячи белых огней, как дети швыряют комья снега.

Мальчик улыбался во сне. Маяк вскидывал в небо белые тучи томительного света.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 31 май 2012, 14:58 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
ИВАН БУНИН

ТЁМНЫЕ АЛЛЕИ

В холодное осеннее ненастье, на одной из больших тульских дорог, залитой дождями и изрезанной многими черными колеями, к длинной избе, в одной связи которой была казенная почтовая станция, а в другой частная горница, где можно было отдохнуть или переночевать, пообедать или спросить самовар, подкатил закиданный грязью тарантас с полуподнятым верхом, тройка довольно простых лошадей с подвязанными от слякоти хвостами. На козлах тарантаса сидел крепкий мужик в туго подпоясанном армяке, серьезный и темноликий, с редкой смоляной бородой, похожий на старинного разбойника, а в тарантасе стройный старик-военный в большом картузе и в николаевской серой шинели с бобровым стоячим воротником, еще чернобровый, но с белыми усами, которые соединялись с такими же бакенбардами; подбородок у него был пробрит и вся наружность имела то сходство с Александром II, которое столь распространено было среди военных в пору его царствования; взгляд был тоже вопрошающий, строгий и вместе с тем усталый.
Когда лошади стали, он выкинул из тарантаса ногу в военном сапоге с ровным голенищем и, придерживая руками в замшевых перчатках полы шинели, взбежал на крыльцо избы.
— Налево, ваше превосходительство, — грубо крикнул с козел кучер, и он, слегка нагнувшись на пороге от своего высокого роста, вошел в сенцы, потом в горницу налево.
В горнице было тепло, сухо и опрятно: новый золотистый образ в левом углу, под ним покрытый чистой суровой скатертью стол, за столом чисто вымытые лавки; кухонная печь, занимавшая дальний правый угол, ново белела мелом; ближе стояло нечто вроде тахты, покрытой пегими попонами, упиравшейся отвалом в бок печи; из-за печной заслонки сладко пахло щами — разварившейся капустой, говядиной и лавровым листом.
Приезжий сбросил на лавку шинель и оказался еще стройнее в одном мундире и в сапогах, потом снял перчатки и картуз и с усталым видом провел бледной худой рукой по голове — седые волосы его с начесами на висках к углам глаз слегка курчавились, красивое удлиненное лицо с темными глазами хранило кое-где мелкие следы оспы. В горнице никого не было, и он неприязненно крикнул, приотворив дверь в сенцы:
— Эй, кто там!
Тотчас вслед за тем в горницу вошла темноволосая, тоже чернобровая и тоже еще красивая не по возрасту женщина, похожая на пожилую цыганку, с темным пушком на верхней губе и вдоль щек, легкая на ходу, но полная, с большими грудями под красной кофточкой, с треугольным, как у гусыни, животом под черной шерстяной юбкой.
— Добро пожаловать, ваше превосходительство, — сказала она. — Покушать изволите или самовар прикажете?
Приезжий мельком глянул на ее округлые плечи и на легкие ноги в красных поношенных татарских туфлях и отрывисто, невнимательно ответил:
— Самовар. Хозяйка тут или служишь?
— Хозяйка, ваше превосходительство.
— Сама, значит, держишь?
— Так точно. Сама.
— Что ж так? Вдова, что ли, что сама ведешь дело?
— Не вдова, ваше превосходительство, а надо же чем-нибудь жить. И хозяйствовать я люблю.
— Так, так. Это хорошо. И как чисто, приятно у тебя.
Женщина все время пытливо смотрела на него, слегка щурясь.
— И чистоту люблю, — ответила она. — Ведь при господах выросла, как не уметь прилично себя держать, Николай Алексеевич.
Он быстро выпрямился, раскрыл глаза и покраснел.
— Надежда! Ты? — сказал он торопливо.
— Я, Николай Алексеевич, — ответила она.
— Боже мой, боже мой! — сказал он, садясь на лавку и в упор глядя на нее. — Кто бы мог подумать! Сколько лет мы не видались? Лет тридцать пять?
— Тридцать, Николай Алексеевич. Мне сейчас сорок восемь, а вам под шестьдесят, думаю?
— Вроде этого... Боже мой, как странно!
— Что странно, сударь?
— Но все, все... Как ты не понимаешь!
Усталость и рассеянность его исчезли, он встал и решительно заходил по горнице, глядя в пол. Потом остановился и, краснея сквозь седину, стал говорить:
— Ничего не знаю о тебе с тех самых пор. Как ты сюда попала? Почему не осталась при господах?
— Мне господа вскоре после вас вольную дали.
— А где жила потом?
— Долго рассказывать, сударь.
— Замужем, говоришь, не была?
— Нет, не была.
— Почему? При такой красоте, которую ты имела?
— Не могла я этого сделать.
— Отчего не могла? Что ты хочешь сказать?
— Что ж тут объяснять. Небось помните, как я вас любила.
Он покраснел до слез и, нахмурясь, опять зашагал.
— Все проходит, мой друг, — забормотал он. — Любовь, молодость — все, все. История пошлая, обыкновенная. С годами все проходит. Как это сказано в книге Иова? «Как о воде протекшей будешь вспоминать».
— Что кому бог дает, Николай Алексеевич. Молодость у всякого проходит, а любовь — другое дело.
Он поднял голову и, остановясь, болезненно усмехнулся:
— Ведь не могла же ты любить меня весь век!
— Значит, могла. Сколько ни проходило времени, все одним жила. Знала, что давно вас нет прежнего, что для вас словно ничего и не было, а вот... Поздно теперь укорять, а ведь, правда, очень бессердечно вы меня бросили, — сколько раз я хотела руки на себя наложить от обиды от одной, уж не говоря обо всем прочем. Ведь было время, Николай Алексеевич, когда я вас Николенькой звала, а вы меня — помните как? И все стихи мне изволили читать про всякие «темные аллеи», — прибавила она с недоброй улыбкой.
— Ах, как хороша ты была! — сказал он, качая головой. — Как горяча, как прекрасна! Какой стан, какие глаза! Помнишь, как на тебя все заглядывались?
— Помню, сударь. Были и вы отменно хороши. И ведь это вам отдала я свою красоту, свою горячку. Как же можно такое забыть.
— А! Все проходит. Все забывается.
— Все проходит, да не все забывается.
— Уходи, — сказал он, отворачиваясь и подходя к окну. — Уходи, пожалуйста.
И, вынув платок и прижав его к глазам, скороговоркой прибавил:
— Лишь бы бог меня простил. А ты, видно, простила.
Она подошла к двери и приостановилась:
— Нет, Николай Алексеевич, не простила. Раз разговор наш коснулся до наших чувств, скажу прямо: простить я вас никогда не могла. Как не было у меня ничего дороже вас на свете в ту пору, так и потом не было. Оттого-то и простить мне вас нельзя. Ну да что вспоминать, мертвых с погоста не носят.
— Да, да, не к чему, прикажи подавать лошадей, — ответил он, отходя от окна уже со строгим лицом. — Одно тебе скажу: никогда я не был счастлив в жизни, не думай, пожалуйста. Извини, что, может быть, задеваю твое самолюбие, но скажу откровенно, — жену я без памяти любил. А изменила, бросила меня еще оскорбительней, чем я тебя. Сына обожал, — пока рос, каких только надежд на него не возлагал! А вышел негодяй, мот, наглец, без сердца, без чести, без совести... Впрочем, все это тоже самая обыкновенная, пошлая история. Будь здорова, милый друг. Думаю, что и я потерял в тебе самое дорогое, что имел в жизни.
Она подошла и поцеловала у него руку, он поцеловал у нее.
— Прикажи подавать...
Когда поехали дальше, он хмуро думал: «Да, как прелестна была! Волшебно прекрасна!» Со стыдом вспоминал свои последние слова и то, что поцеловал у ней руку, и тотчас стыдился своего стыда. «Разве неправда, что она дала мне лучшие минуты жизни?»
К закату проглянуло бледное солнце. Кучер гнал рысцой, все меняя черные колеи, выбирая менее грязные, и тоже что-то думал. Наконец сказал с серьезной грубостью:
— А она, ваше превосходительство, все глядела в окно, как мы уезжали. Верно, давно изволите знать ее?
— Давно, Клим.
— Баба — ума палата. И все, говорят, богатеет. Деньги в рост дает.
— Это ничего не значит.
— Как не значит! Кому ж не хочется получше пожить! Если с совестью давать, худого мало. И она, говорят, справедлива на это. Но крута! Не отдал вовремя — пеняй на себя.
— Да, да, пеняй на себя... Погоняй, пожалуйста, как бы не опоздать нам к поезду...
Низкое солнце желто светило на пустые поля, лошади ровно шлепали по лужам. Он глядел на мелькавшие подковы, сдвинув черные брови, и думал:
«Да, пеняй на себя. Да, конечно, лучшие минуты. И не лучшие, а истинно волшебные! „Кругом шиповник алый цвел, стояли темных лип аллеи...“ Но, боже мой, что же было бы дальше? Что, если бы я не бросил ее? Какой вздор! Эта самая Надежда не содержательница постоялой горницы, а моя жена, хозяйка моего петербургского дома, мать моих детей?» И, закрывая глаза, качал головой.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 16 июн 2012, 02:12 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
АРВО ВАЛТОН
П Е Т Л Я
Кончилась тропа, извивавшаяся между берёзовых рощ, человек вышел в поле, и дорога разветлилась. Он остановился в раздумье, но вскоре понял, что все дороги идут в одном направлении. Просто параллельно шли колеи - их было десятка два, проложенные проехавшим транспортом, как всегда в степи, каждый волен выбирать себе дороги, а в дожди и оттепель иначе и невозможно.
Человек выбрал одну из дорог. Кругом расстилалась голая степь. Где-то впереди, у самого горизонта опять шли берёзовые и осиновые перелески, а за ними должно было стоять селение. Тихое поле только разнообразили редкие серые кустики полыни и комья высохшей глины, весной развороченные тракторными гусеницами и колёсами машин. Потом впереди на одной из дорог показалось какое-то непонятное сооружение.
Человек пристально всматривался, стараясь понять, что это за штука здесь стоит, в открытой степи. Пройдя ещё какое-то расстояние, он различил кольцо и обе стороны от него - сваи. Человек стал строить предположение: что бы это могло быть? Может, западня? Капкан на какого-то зверя? Не слишком ли велика петля?
Человек заинтересовался. До устройства нужно было ещё идти. Если это в самом деле западня, то чего ради понадобилось ставить её в открытом поле? Непонятно!
Помимо дороги, на которой она стояла, здесь ещё девятнадцать параллельных, чтобы обойти западню. До чего же слепым и глупым должен быть зверь, чтобы пойти именно этой дорогой и влезть в петлю.
Человек принялся внимательно смотреть себе под ноги. Нет ли на земле следов каких-то зверей. Но помимо отпечатков гусениц, протекторов и сапог ничего не было. Он пересёк полосу жидкой степной травы и пошёл параллельной дорогой, но и на ней ничего нового не обнаружил. Человек переходил с одной дороги на другую, но ни на одной из двадцати не увидел звериных следов, в том числе и на той, где стояла западня.
И тем не менее она стояла там, впереди, и рядом с ней было девятнадцать свободных дорог. Здесь что-то неладно, подумал человек. Чего ради было ставить западню, если здесь нет следов? Он подходил всё ближе, ему хотелось внимательно её рассмотреть. Кто способен на такое бессмысленное занятие, как поставить западню в чистом поле, где только и есть, что следы трактора и машин? Что за этим кроется? Почему все остальные дороги девятнадцать дорог оставлены без препятствий? Наверно, это неспроста, это что-нибудь значит.
Погода стояла знойная, висело марево. Пока человек шёл к западне, ему вспоминались видения из слышанных в детстве сказок. На воротах пещеры сокровищ висел огромный паук и загадывал запутавшемуся в паутине загадки. Западня в степи уже сама была загадкой. Только по виду ловушка, а на самом деле, небось, что-нибудь иное.
Мимо него шли видения. Что казалось дурным, оказывалось хорошим и правильным, а разумное - глупым или даже пагубным. Всё было сказкой - большой, всеобъемлющей. Кто оглянется назад - превратится в каменный столб. Ночью в темноте повсюду всякие буки, особенно сзади, особенно вон там. Кто сумеет пролезть сквозь петлю, не задев её, получит в жёны царевну. Так ли уж это заманчиво, жениться на царевне, кто его знает? Чтобы её заполучить, нужно совершить по меньшей мере три подвига. Целый день пасти дикого лося, сторожить золотое яблоко, чтобы его не унесли волшебные птицы, и победить великана.
И пролезть сквозь петлю. Тогда получишь полцарства и царевну в жёны. Интересно...
Но управлять государством не такая уж лёгкая и приятная работа, а женщины большей частью - существа зловредные. Опять же, не каждый может получить полцарства и царевну, в этом секрет и заключается. Когда сложно, так особенно хочется. Другим тоже хочется. Другим тоже сложно, а кому же не захочется быть лучше себе подобных. Царевну можно бы и взять, вдруг хорошим человеком окажется.
Это были какие-то странные видения и человек тряс головой, но всё же шёл к западне. Вот она вся перед ним. Стал ходить вокруг и изучать, как геометрическую задачу на школьной доске. Посередине была грозная петля с двумя затягивающими узлами. По обе стороны в полутора-двух метрах вбиты толстые сваи. От них через сильные роликовые пружины к петле шёл тонкий трос. Человек прикинул на глаз размер петли. При желании сквозь неё можно было пролезть, не задев троса. странную штуку в степи установили люди. Но с каким назначением? Ведь нет на свете вещей, не имеющих назначения. Не так ли? Хмуря лоб, человек продолжал ходить вокруг западни, этого чертовски загадочного устройства.
Он осторожно дотронулся до троса. Трос был натянут. Во всяком случае ничего не случилось. Человек посмотрел во все стороны, словно призывая свидетелей способных обсудить неразрешимую загадку. Но нигде никого не было.
Человек опустился перед западнёй на четвереньки и так стоял перед петлёй. Он ощущал волнение и одновременно восторг. Человек в неудобной позе стоял в высохшей тракторной колее и перед ним угрожающе зияла петля. Часто моргая глазами, человек неторопливо и заворожено просунул в петлю дрожащую от волнения руку, в любое мгновение готовый её выдернуть. Рука осталась в петле и ничего не происходило.
От следующей мысли человек побледнел. А что будет, если он сам с быстротой молнии прыгнет сквозь петлю? Глубоко внутри у него что-то дико дрожало и трепыхалось. Мысль была заманчива и, несмотря на страх, завладела им. Человек точно рассчитал расстояние до петли, оторвал от земли колени, перенёс центр тяжести вперёд и резко оттолкнулся ногами. Он ловко пролетел сквозь петлю, только слегка задев её. идущие к сваям концы троса слегка зажужжали, как потревоженные майские жуки. Больше ничего не произошло. Человек прошёл сквозь петлю и она не замкнулась!

Царевну никто не предложил, да это уже и не имело никакого значения, он уже забыл про сказку.
Интерес к технике и смыслу этого устройства отступил перед необъяснимым спортивным азартом. Человек становился всё смелее. Он опять обошёл кругом и, став на четвереньки, снова сунулся в петлю. Опасный трос задержался на уровне груди. Человек повернул голову в одну, потом в другую сторону. Высокомерно и даже презрительно поглядел на сваи. Но тело его продолжало оставаться в напряжении и ожидании. Скоро последние крупицы страха исчезли и человек, как шаловливый ребёнок, стал топтаться на коленях. Всё равно ничего не произошло. Только земля слегка гудела. а трос оставался неподвижным.
Тогда человек начал колотить и бить по земле руками по другую сторону петли. Как мальчишка. Как дурак. Он перебирал руками и ногами, и мысленно напевал детскую песню.
И вдруг он сильно стукнул правой рукой по тракторному следу. и под рукой что-то хрустнуло. И сражу же обе пружины стали со скрежетом крутиться. Тросы натянулись и петля с силой обхватила человека поперёк туловища. От испуга он замер и побелел. Очевидно, под слоём земли вдавленном тракторным следом и был спрятан спусковой механизм.
Выходит, что это была самая обыкновенная западня. Трос слегка давил ему на грудь. Человек пытался с помощью рук освободиться. Но сильные пружины не поддавались. Дышать, правда, стало легче. Но зато больно пальцам. Человек не мог дотянуться рукой до сваи. Ни до механизма пружин. Он пытался дёргаться всем телом. Но от этого становилось только больнее. Человек просто-напросто оказался в западне. За что - этого он не понимал. Это было совершенно непонятно. В степи. В полном одиночестве оказаться в петле. Что может быть более бессмысленным! Даже огромный паук никогда ниоткуда не появляется чтобы загадать ему загадку. Было бы хоть это ради царевны! Зачем он это сделал? что это? Дурацкое любопытство? Стремление к риску? Азарт? Жажда острых ощущений?
Может быть, почему-то так было нужно, устало подумал человек, - в мире нет ничего, что не имеет причины и смысла. Даже петля в степи на одной из двадцати параллельных дорог. ибо поскольку она существует, кто-то должен в неё попасть.
Так человек и остался в западне. В ней он и по сей день. Если проезжий тракторист или велосипедист какой не освободили его. Последнее, разумеется, вполне правдоподобно. Хотя бы уж в силу того, что добро должно побеждать зло и у всякой истории должен быть счастливый конец.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 23 июн 2012, 11:13 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
ИГОРЬ БАРМИН

МУЗЫКА ОСЕНИ

С утра тепло. Свет мягкий , деревья в широкой зелени . Кончились дожди . Город замер . Последнее тепло ловит редкая бабочка . По ночам ветер.
Город переполнен яблоками . Яблоки продают на каждом углу . На лавках , на тротуарах горят алые , золотые , лиловые шары . В яблоки можно смотреться , как в зеркало . По ночам яблоки падают в травы , выкатываются на дороги .В садах всю ночь слышен стук падающих яблок .
В октябре лица светлеют . Каждый прохожий легко улыбает0ся , и то и дело замечаешь осторожные счастливые взгляды. Взглядами приветствуют утро.
В такие дни мы встречаемся по вечерам . Мы открываем окна и на старом граммофоне слушаем музыку в темнеющий двор плывут звуки флейты и рояля . Звенит гитара .
В такие дни хочется вдыхать открытой грудью медвяной воздух , шагать с раннего утра в полях по теплым грунтовым дорогам. Вечерами встречать розовые закаты на холмах ...
А поздним вечером молчать. Снять с граммофона пластинки и выключить свет. И в синей тишине смотреть из окна звезды , слушая музыку ветра.





ЗОЛОТОЕ МОЛОКО

Мы купим золотого молока на медный рубль. Лежащи на глади залива вечерами . Мы будем пить это молоко большими вкусными глотками . Молоко будет литься за ворот рубахи . А мы с каждым глотком будем становиться сильнее.
Наши глаза зазолотятся . Засверкают волосы. а руки нальются крепкой глубинной мощью. Этими руками мы выстругаем себе высокие деревянные ладьи. Мы поставим в каждую из них по кувшину с золотым молоком и отправим в кругосветное плавание.
И наше молоко будут пить в туманной Англии и в далёкой Канаде, им станут восхищаться в Египте и Бразилии, у Магелланова пролива и на Цейлонских островах. И каждый, кто отведает нашего молока станет спокойнее и добрее. Его грудь наполнится радостным жаром. А сердце захочет сделать каждому встречному что-то хорошее, потому что отныне в каждой душе запоёт своя птица. А пока вечерами мы разливаем мерцающее молоко по кувшинам. Мы ставим эти кувшины в нашем доме рядами и пишем на каждом арабской вязью или латиницей название страны. Куда поплывёт наше молоко с берегов Ладоги.
Мы не закрываем наши кувшины крышками. И ночью молоко бликами огня, золотыми зайчиками пляшет по стенам нашей комнаты. И комната от радости поскрипывает досками и поёт печная труба.
Утром мы ставим золото молоко в ладьи и отправляем в даль. Молоко будет качаться в ладьях недолго. с каждым днём разгораясь ярче. Пока его не заметят у далёких берегов. Благодаря нас глубоким поклоном через года и расстояния.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 05 июл 2012, 20:49 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
КОНСТАНТИН ВОРОБЬЁВ
КАЙЗЕР
Кайзер остановился и оглянулся на меня. Глаза у него были громадные и тревожные. Я заревел и он заржал тоже. А белый высокий вал - от неба и до земли - накатно сползал с Долгого мыса к нам, в лощину. Он надвигался с каким-то необъяснимым, жутким нарастающим шорохом, от которого несло холодом, как из погреба. И тогда Кайзер догадался: что надо делать. Зная, наверное, по прежним своим жизням, откуда сложилась его новая жизнь, страсть, повадки, он так резко и круто обернулся кругом, что я сверзился с него вместе с зипуном. И тогда я увидел, как конь расставил передние ноги и просунув меж ними голову, как бы спрятался виновато от меня.
Я залез к нему под живот и подобрался к передним ногам, чтобы обнять его за шею, чтобы мы как прежде видели друг друга и смотрели открыто глаза в глаза. И в тот самый момент с неба посыпался град. Он обрушился лавиной. Голубые и продолговатые градины с грачиные яички лупили по Кайзеру и не доставали меня. Тело Кайзера дрожало, гулко звучало, и он стал медленно подгибать ноги и придавливать меня к земле. Наверно, я испугал его своим криком, а может, он сам догадался, что нельзя приседать столь легкомысленно.
Я сижу под ним. Ноги его выпрямились. Временами он хрипло и коротко ржал и я кричал тоже....
Потом, когда град кончился и шёл только дождь - тёплый и отвесный, как то тихо и уютно стало на душе. Кайзер перестал совсем прятать голову. Выпрямился и притаился. Тогда я вылез из под него на свет божий. Градины уцелели только на зипуне, а в траве их уже почти не было - потаяли. В моей сумке ещё оставался хлеб. Мы съели его сладко и дружно. после чего кайзер пригнул шею, подставив её как можно удобнее, чтобы я накинул зипун.
Мать встретила нас, как наверно, встречали в старину вернувшихся с войны ратников. и конь цел и седок невредим...
Кайзер жил долго и красиво, пока не погиб от нелепости и случайной прихоти постороннего человека. В шестидесятом году его выбрал, чтобы поехать в город председатель только что созданного у нас колхоза. В седле поехал. Этот человек не знал, что Кайзера нельзя было стегать ни хворостинкой, ни плёткой, а ко всему всадник ещё ударил его несколько раз по лицу. И когда Кайзер понёсся, как показалось председателю в начале на потеху, но затем всё яростней и отчаянней, что привело его в неописуемый ужас, ничего никому уже нельзя было сделать. Через двадцать вёрст лихого галопа с седоком и конём всё было кончено...
После его смерти тогда я долго и опасно хворал. И, кажется, перестал навсегда смотреть лошадям в глаза.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Форум закрыт Эта тема закрыта, Вы не можете редактировать и оставлять сообщения в ней.  [ Сообщений: 179 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8 ... 12  След.



cron


Сейчас посетителей в разделе : 10