А  Р  Х  И  В  Портала "Культура"
Портал
Культура
19 мар 2024, 11:38
УРАЛ: UTC + 5 часов

««

П
У
Б
Л
И
К
А
Ц
И
И

««


 

Правила форума


1. В этом форуме обсуждаются художественные произведения, опубликованные на данном сайте, а также связанные с ними или поднятые ими вопросы.
2. Допускается обсуждение любых вопросов, связанных с искусством. Приветствуется созидательное, жизнеутверждающее направление.
3. Не допускается размещение на форуме произведений искусства, основанных на депрессивной и иной психической патологии, а также гламура, эпатажа и пошлости.

Убедительная просьба познакомиться с ОБЩИМИ ПРАВИЛАМИ УЧАСТИЯ.



Форум закрыт Эта тема закрыта, Вы не можете редактировать и оставлять сообщения в ней.  [ Сообщений: 179 ]  На страницу Пред.  1 ... 8, 9, 10, 11, 12
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 14 фев 2016, 16:41 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
МАРИНА ВОЛКОВА
ВЕЛЕСИЦЫ

Накануне Дня
Под снегом семена грядущих трав щекочут отдыхающую Землю. Обавницей приду под сень дубрав, где воины мои до Травня дремлют, где мир грустит во власти зимних чар, в нём белизна – от края и до края, и лишь над родниками реет пар – кипит вода - горячая, живая. Кольчугой на стволах сверкает лёд – под ним коры затейливые руны. Весной проснётся жёлудь, и взойдёт дубок, пополнив воинство Перуна.

А во бору сегодня птичий гам – щебечут свиристели, а синицы летят, летят за мною по пятам… Вовсю пушатся хвойные ресницы, гуляет Солнце вО поле небес и льёт сурью на вотчину ВелЕса.

Какие сказки мне нашепчет лес? Какие я в ответ сложу для леса?

Мне Бог Ветров кивает на бегу. Ему - лететь простором небосвода. А мне – плясать босою на снегу и в косы заплетать лучи восхода, будить Весну – для всех и для тебя, лелеять в сердце светлые желанья, и в зимний день, весь мир обняв любя, играть на звонких струнах Мирозданья.


***

Светел дремлющий мир на ладонях Зари, он в плену снежных грёз позабыл про печаль. И летят от меня до тебя снегири, озаряя полётом бескрайнюю даль. Среди птичьих, проснувшихся вновь голосов, наполняющих звоном небесную синь, слышен Велесов рог над простором лесов, слышен ропот зелёных лесных берегинь. Но из множества звуков в родной вышине я душою ловлю Ветра тихую речь – он мне шепчет о светлой, счастливой Весне, обещающей радость загаданных встреч.

Пусть дорога длинна и разлука долга, тем, кто любит и ждёт – холода нипочём. Утро ясный Рассвет пеленает в снега, улыбаясь грядущему каждым лучом. Там, где ясное Солнце с утра горний мёд торопливо в озёрную льёт полынью, вновь подснежником нежность моя расцветёт под весеннюю песню твою.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 22 мар 2016, 21:26 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
Аль Квотион

Я сплю, прижавшись к стене, я жду, когда мой мир укроет собой пасмурное утро, когда оно наползет мокрым телом на город, придавит дождями птиц, откроет мне глаза. И укрывшись лишь сырым воздухом, льющимся в распахнутые окна, я обниму тебя и расскажу о доверии, самом честном, самом глубоком, самом ранимом и самом огромном: доверии не лицом к лицу, но спиной к спине.

* * *
Здравствуй, дочка.

Я давно откладывала этот разговор, но, мне кажется, что теперь пора. Ты сейчас спишь, такая маленькая, смешная, уютно подложив кулачок под щеку и закинув ножку на большого плюшевого зайца, который охраняет тебя по ночам от всех страшных сказок. В деревянной кроватке, спрятанной от мира заборчиком, из которого мы с папой вытащили две круглые пузатые досочки, чтобы ты могла спускаться и приходить к нам. А я пишу тебе письмо. Я часто представляю себе, как однажды ты из бесконечно милого карапуза вырастешь во взрослую девушку, устремленную в жизнь, встречающую первые рассветы и первые холода распахнутым настежь сердцем. И именно тогда мне хотелось бы рассказать тебе о том, какой ты была.

А была ты самым дорогим, что есть в моей жизни. Мне хочется рассказать тебе, какие острые коленки были у тебя, когда залезала ты мне на грудь, заглядывала в глаза и целовала, забавно надув щеки. Как ты собирала слюни в крыжечку от молока и лечила ими свои заболевшие игрушки, а мы смеялись. Как ты играла в мячик и каталась по полу, подогнув ручки и ножки. Как ты ловила большим красным ведром мальков в речке, а они уплывали от тебя и прятались в тине. И тогда ты шлепала розовыми пятками в воде, чтобы они выплыли обратно. Как ты боялась маленьких паучков и грязных луж, но зато любила книжки и бабочек. Как ты лежала, заболев, в своей кроватке, искала что-то покрасневшими, блестящими от температуры глазами, а находя взглядом меня или папу, тихонько улыбалась. И мы всегда были рядом.

Мне многое хотелось бы рассказать тебе, каждую мелочь, каждую деталь, про травинку в твоих волосах, когда сидела ты у костра на даче, про тарелку каши, в которой нарисовала ты смешную рожицу и отказалась есть, пожалев. И еще большему мне хотелось бы тебя научить. Писать стихи и играть на гитаре, замечать в каждом стакане воды отражение неба, принимать людей такими, какие они есть, не упираясь мелочностью в наивные идеалы, любить весь мир и не избегать боли, но уметь выстоять в любой беде, оставаясь человеком. И я верю в тебя, милая моя, ты все сможешь понять. Я верю, поверь и ты.

Доченька, я пишу это письмо, потому что боюсь. Боюсь того, что не успею все это сказать. Недавно я была у врачей и они сказали, что у меня рак. Ты знаешь, что такое рак? Это такой холодный зверь, который живет на самом дне, в непроходящей темноте, скребет там по скользким камням маленькими лапками и внимательно смотрит вокруг. И представляешь, такой вот рак залез ко мне в голову, наверное, ему просто стало очень одиноко в своей тихой реке, где нет тех разноцветных рыбок, на которых ты так любишь смотреть. Но там его дом, в этой долгой тишине невообразимой глубины, и поэтому однажды он захочет вернуться, а мне придется идти вместе с ним. А раки, они так упрямы, им никак не объяснить, как сильно я хочу остаться с тобой, как хорошо мне быть рядом и как больно уходить, оставлять тебя, мое яркое солнышко, греющее сердце.

Доченька, обязательно береги папу. Он же у нас большой, неуклюжий и ушастый. Я не смогу сберечь, а ты его не бросай. Он не умеет один, сразу становится грустным и начинает смотреть в окно большими печальными глазами, как озябший котенок. Нет, ты, конечно, однажды найдешь огромную любовь, рядом с который станет маленьким весь мир, и тебе захочется свободы, но даже тогда — приходи к нему хоть иногда и гладь по руке. Чтобы он не забыл, как жить дальше. И меня не забывай. Что я была. И не смей даже думать, что ушла я, потому что тебя любила мало. И не смей думать, что ты одна. Посмотри в небо, там есть пушистое облако с желтым от солнца боком, я там, улыбаюсь тебе и очень тобой горжусь. Даже когда ты ошибаешься, погрожу пальцем, и прощу, и пойму.

И еще, доченька моя, сердечко мое, постарайся быть счастливой, не смотря ни на что.

Очень очень очень любящая тебя
Мама

* * *
В целом ничего не изменилось, ты все так же просыпаешься по утрам, моешься, завариваешь кофе, лениво морщишься на свой завтрак, только с каждым днем за окном все темнее. И однажды твой будильник прозвонит, ты откроешь глаза и увидишь ночь. А это значит, что в твоем городе осень. Осень похожа на изысканную болезнь: сначала ты любуешься сменой красок, хватаешь руками листопады, но уже начинаешь чувствовать какую-то нездешнюю печаль и проникаешься тихой нежностью к любимым и близким, словно бы завтра с последним упавшим на асфальт листом исчезнут и они. Но время идет, и поэтический флер спадает с осени, обнажая голые деревья, холод, пасмурную слякоть и первый мокрый снег, быстро превращающийся в грязь под ногами простуженных людей с угрюмыми лицами. Но чем холоднее и беспросветнее темнота снаружи, тем уютнее кажется теплый мягкий свет в квартире. И если лето - это время убегать из дома навстречу несбыточным мечтам подростковой души, то поздняя осень - время возвращаться.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 07 апр 2016, 09:53 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
ВЕРА КАЛАШНИКОВА

Вне времени
«Молодость души - большой недостаток в глазах того, кто уже немолод.» Александр Дюма - отец.

Думая о времени, многие люди используют фразы: «моё время», «время течет», «время — деньги», «время рассудит», «время берет свое» и т.п. Так что же такое время, если оно имеет личную принадлежность, куда-то и как-то течет, является эквивалентом денег, судит и, в конечном счете, одерживает верх над человеком? Учитывая все это, можно предположить, во-первых, что оно у каждого свое и, во-вторых, что оно обладает каким-то интеллектом. Действительно, все мы по-разному взрослеем, стареем и чувствуем время. А интеллектуальная составляющая времени проявляется в виде причинно-следственной связи, возникающей между событиями жизни и пронизывающей прошлое, настоящее и будущее.

Проснувшись утром, задайте себе вопросы: «Как вы узнали, что это именно вы», «Сколько бы вы дали себе лет, если бы не знали своего возраста»? Вспомните, как вы просыпались неделю назад, месяц назад, год назад. Представьте, как вы будете просыпаться через неделю, месяц, год. Отвечая на эти вопросы, вы, во-первых, будете обращаться к памяти и «доставать» оттуда воспоминания. Во-вторых, вы будете моделировать себя в будущем, а затем будете как-то располагать все эти образы в пространстве. Таким образом, вы поймете, где для вас в пространстве располагается прошлое, где настоящее, а где будущее. Обычно, у всех правшей, прошлое — слева, а будущее — справа. После моделирования своей линии времени займите над ней позицию наблюдателя, теперь вы можете наблюдать время. Находясь вне времени, заметьте, что вы ему не подвластны, постоянны и неизменны, у вас нет возраста. В дальнейшем (в мыслях и разговоре) постарайтесь заменять слово время на слово существование.

Все, что происходит во времени, имеет начало, середину и конец. Это касается любых событий, чувств, эмоций и, конечно, вашего возраста. Расстояние от вашего рождения до нынешнего дня и составляет тот возраст, ту информацию, знание которой не дает возможности ощущать себя вечно молодым. Можем ли мы как-то влиять на восприятие собственного возраста? И можем ли мы оказать реальное воздействие на него?

Во-первых, поговорим о фотографиях. Когда человек разглядывает свои фотографии (путешествует по линии времени), то он пребывает не просто во времени, а в прошлом. Конечно, пребывать в прошлом можно и без фотографий, но, созданные когда-то изображения помогают совершить это путешествие гораздо легче. Погружаясь в воспоминания далеких дней, оживляя эти воспоминания, человек перестает существовать в настоящем мысленно. Получается, что тело человека находится в настоящем, а мысли в прошлом. Расстояние между настоящим и прошлым создает дополнительный груз, основной характеристикой которого также является время (часы, дни, месяцы, годы). Если таких расстояний много, то один груз наслаивается на другой и вы, в результате, несете на плечах непосильную ношу, масса которой на много превосходит ваш реальный возраст. Если ваши фотографии постоянно находятся в комнате, то таким образом, вы, фактически, постоянно пребываете в прошлом. Даже вчерашний день — это уже прошлое. Фотографиям место в альбоме, а альбому — в шкафу. И пусть он там лежит себе, пока не станет достоянием потомков.

Во-вторых, поговорим про зеркала. Зеркало — немое доказательство вашего возраста. Если бы у вас было волшебное зеркало из сказки, в котором вы всегда молоды, здоровы и веселы, тогда стоило бы туда почаще заглядывать. Совсем исключить из жизни зеркала, конечно, не получится, но обращаться к ним как можно реже может каждый, особенно, если вы плохо себя чувствуете, находитесь в плохом настроении. Например, вы посмотрелись в зеркало минуту назад, сами себе не понравились, отошли от зеркала и продолжаете помните что выглядели плохо. Даже если вы об этом тут же забыли, то в момент обращения к зеркалу в вашей голове все равно промелькнула мысль, что вы вероятно уже не так хороши, как когда-то. Таким образом происходит фиксация возраста, а мы хотим не иметь возраста, хотим быть вечно молодыми. Большую пользу в этом плане окажет ваша фантазия. При возможности представляйте, что смотрите в зеркало или отражение в воде и видите себя молодым, здоровым, стройным и веселым.

Человеку, в принципе, невозможно сделать пребывание вне линии времени продолжительным, ведь все-таки приходится что-то вспоминать и что-то планировать на будущее. Позиция наблюдателя дает возможность хотя бы на короткий срок обрести себя, перейти от восприятия времени к восприятию вечности.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 06 июн 2016, 05:58 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
АНТУАН ДЕ СЕНТ-ЭКЗЮПЕРИ
МОЛИТВА
Господи, я прошу не о чудесах и не о миражах, а о силе каждого дня.

Научи меня искусству маленьких шагов.

Сделай меня наблюдательным и находчивым, чтобы в пестроте будней вовремя останавливаться на открытиях и опыте, которые меня взволновали.

Научи меня правильно распоряжаться временем моей жизни.

Подари мне тонкое чутье, чтобы отличать первостепенное от второстепенного.

Помоги мне понять, иллюзии ничем не могут помочь. Ни воспоминания о прошлом, ни грёзы о будущем.

Помоги мне быть здесь и сейчас и воспринять эту минуту как самую важную.

Убереги меня от наивной веры, что все в жизни должно быть гладко.

Подари мне ясное сознание того, что сложности, поражения, падения и неудачи являются лишь естественной составной частью жизни, благодаря которой мы растем и зреем.

Напоминай мне, что Сердце часто спорит с Рассудком.

Пошли мне в нужный момент кого-то, у кого хватит мужества сказать мне правду, но сказать ее любя!

Я знаю, что многие проблемы решаются, если ничего не предпринимать, так научи меня терпению.

Ты знаешь, как сильно мы нуждаемся в Дружбе.

Дай мне быть достойным этого самого прекрасного и нежного Дара Судьбы.

Дай мне богатую фантазию, чтобы в нужный момент, в нужное время, в нужном месте, молча или говоря, подарить кому-то необходимое Тепло.

Сделай меня человеком, умеющим достучаться до тех, кто совсем «внизу».

Убереги меня от страха пропустить что-то в жизни.

Дай мне не то, чего я себе желаю, а то, что мне действительно необходимо.

Научи меня искусству маленьких шагов.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 04 июл 2016, 19:34 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
СВАМИ ВИВЕКАНАНДА

Великая идея Тишины приходит ко мне. Я возвращаюсь к лучшему, нет больше работы для меня в этом мире... И может быть мне понадобится еще тысячу раз приходить на эту землю и страдать, но я буду приходить до тех пор, пока люди не поймут, что они едины с Богом. Пусть я буду рожден еще и еще, и пусть я буду страдать и мучиться в тысячу раз больше, но я буду Богослужить Единому Богу, распростертому во всем Сущем!

... Что такое идеи Бога, религии, поиск иного мира? Почему человек ищет Бога? Почему человек, где бы он ни жил, кем бы ни был, жаждет совершенного идеала, ищет его в человеке, в Боге, в чем-то еще? Да потому, что эта идея внутри нас. Это стучало ваше собственное сердце, а вы не знали и прислушивались к звукам извне. Это Бог внутри вас самих побуждает вас найти Его и самореализоваться. После долгих поисков в храмах и церквах, на земле и на небе вы возвращаетесь, завершив круг, к тому, с чего начинали,— к собственной душе. Там вы обнаруживаете Бога, которого искали по всему свету, плача и молясь в церквах и храмах. Тот, кого вы считали тайной из тайн, окутанной облаками, оказывается ближе близкого — в вашем «Я», в реальности вашего тела и души. Он и есть ваша природа, утвердитесь в ней, проявите ее в себе.

... Истина не склоняется перед обществом, древним или современным. Общество должно склониться перед Истиной или погибнуть. Общественные устройства должны иметь своей основой Истину, а не приспосабливать Истину к своим идеям.

... Самое великое общественное устройство то, в котором великие истины становятся практичными. Это мое убеждение, а если общество непригодно для великих истин, сделайте его пригодным, и чем скорее, тем лучше. Поднимитесь, мужчины и женщины, наберитесь храбрости поверить в Истину, наберитесь храбрости жить ею! Миру нужно хоть несколько сотен смелых людей. Наберитесь храбрости, которая решается познать Истину, продемонстрировать Истину в жизни, не дрогнуть перед смертью, более того, готова призвать смерть, ибо человек, который понял, что он есть Дух, знает, что его нельзя убить. Тогда вы будете свободны. Тогда вы познаете своё подлинное «Я».


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 02 ноя 2016, 12:17 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
МАРК НЕПО
Книга вдохновений

В Индии есть история о добром, тихом человеке, который каждое утро молился у реки Ганг. Как-то после молитвы он увидел, что в воде барахтается ядовитый паук, сложил руки чашечкой и вынес паука на берег. Когда он положил паука на землю, тот ужалил его. Но его неосознанная молитва о мире растворила яд.

На следующий день произошло то же самое. На третий день добрый человек опять стоял по колено в воде и, естественно, там был паук, бешено молотя по воде лапками. Когда человек подошёл, чтобы снова вытащить из воды это существо, паук сказал:
"Почему ты продолжаешь вытаскивать меня? Ты же не мог не понять, что я буду жалить тебя каждый раз, потому что я так делаю".

Добрый человек сложил руки чашечкой и ответил пауку:
"Потому что я так делаю». Есть много причин быть добрым, но, возможно, нет ни одной более захватывающей, чем "просто потому, что я так делаю".

Такое впечатление, что это работа какого-то внутреннего органа. Паук жалит. Волк воет. Муравьи строят маленькие холмики, которых никто не видит. А люди помогают друг другу подняться, независимо от последствий. Даже когда другие существа жалят. ...

Иногда меня жалили, как того тихого человека, который вынимал паука из воды.
Но это неважно, потому что именно так я делаю.
Мы так делаем.
И возможность просто делать то, что считаешь нужным, важнее, чем укус.
Именно это спокойное отношение питает мир.
* * *
В Ведах рассказывается о птице Хома, постоянно живущей высоко в небе и даже откладывающей там свои яйца. Хома живет так высоко, что яйца падают на землю в течении очень длительного времени, за которое птенцы успевают вылупиться. Появившись на свет, они продолжают падать, и постепенно у них открываются глаза. Совсем близко от земли у птенцов пробуждается сознание окружающего мира и понимание того, что, ударившись о землю, они погибнут. Тогда птенцы издают пронзительный крик и взмывают вверх, к своей матери. Земля для них означает смерть, это страшит птенцов, и они сразу начинают искать свою мать.
Она живет высоко в небе, и птенцы устремляются к ней. При этом они даже не смотрят по сторонам.
Люди, с рождения обладающие просветленным сознанием, понимают всю опасность контакта с миром. Они с раннего детства опасаются его и хотят только одного - быть рядом с Матерью, то есть вернуться к богу

***
Гаутама Будда проходил мимо одной деревни, в ней жили противники буддистов. Жители выскочили из домов, окружили его и начали оскорблять. Ученики Будды начали сердиться и уже готовы были дать отпор, но присутствие Учителя действовало успокаивающе. А то, что он сказал, привело в замешательство и жителей деревни и учеников.
Он повернулся к ученикам и сказал: - Вы разочаровали меня. Эти люди делают свое дело. Они разгневаны. Им кажется, что я враг их религии, их моральных ценностей. Эти люди оскорбляют меня, это естественно. Но почему вы сердитесь? Почему у вас такая реакция? Вы позволили этим людям манипулировать вами. Вы зависите от них. Разве вы не свободны?
Люди из деревни не ожидали такой реакции. Они были озадачены. В наступившей тишине Будда обратился к ним: - Вы все сказали? Если вы не все сказали, у вас еще будет возможность высказать мне все, что вы думаете, когда мы будем возвращаться.
Люди из деревни сказали: - Но мы оскорбляли тебя, почему ты не сердишься на нас?
Будда ответил: - Вы свободные люди, и то, что вы сделали – Ваше право. Я на это не реагирую. Я тоже свободный человек. Никто не может заставить меня реагировать, и никто не может влиять на меня и манипулировать мною. Мои поступки вытекают из моего внутреннего состояния. И я хотел бы задать вам вопрос, который касается вас.
В предыдущей деревне люди встречали меня, приветствовали, они принесли с собой цветы, фрукты, сладости. Я сказал им: «Спасибо, мы уже позавтракали. Заберите эти фрукты и сладости с моим благословением себе. Мы не можем нести их с собой, мы не носим с собой пищу»
А теперь я спрашиваю вас: - Что они должны сделать с тем, что я не принял и вернул им назад?
Один человек из толпы сказал: - Должно быть, они раздали фрукты и сладости своим детям, своим семьям.
- Что же будете делать вы со своими оскорблениями и проклятиями? Я не принимаю их и возвращаю вам. Если я могу отвергнуть те фрукты и сладости, они должны забрать их обратно. Что можете вы сделать? Я отвергаю ваши оскорбления, так что и вы уносите свой груз по домам и делайте с ним все, что хотите.
Держать в себе гнев, это как схватить горящий уголь с целью бросить в другого, – ты будешь один из тех, кто обожжется. В споре, в момент, когда ты начал чувствовать гнев, ты прекратил бороться за истину, а стал бороться только за себя. Ты не будешь наказан за свой гнев, ты будешь наказан своим гневом.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 25 мар 2017, 19:57 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
Лев Толстой
Миниатюры "О началах"
Я наблюдал муравьев. Они ползли по дереву — вверх и вниз. Я не знаю, что они могли там брать? Но только у тех, которые ползут вверх, брюшко маленькое, обыкновенное, а у тех, которые спускаются, толстое, тяжелое. Видимо, они набирали что-то внутрь себя. И так он ползет, только свою дорожку знает. По дереву — неровности, наросты, он их обходит и ползет дальше… На старости мне как-то особенно удивительно, когда я так смотрю на муравьев, на деревья. И что перед этим значат все аэропланы! Так это все грубо, аляповато!..

***
…Ходил гулять. Чудное осеннее утро, тихо, тепло, зеленя, запах листа. И люди вместо этой чудной природы, с полями, лесами, водой, птицами, зверями, устраивают себе в городах другую, искусственную природу, с заводскими трубами, дворцами, локомобилями, фонографами… Ужасно, и никак не поправишь…

***
Природа лучше человека. В ней нет раздвоения, она всегда последовательна. Ее следует везде любить, ибо она везде прекрасна и везде и всегда трудится. (…)
Человек, однако, все умеет испортить, и Руссо вполне прав, когда говорит, что все, что вышло из рук творца, — прекрасно, а все, что из рук человека, — негодно. В человеке вообще нет цельности.

***
Надо видеть и понять, что такое правда и красота, и в прах разлетится все, что вы говорите и думаете, все ваши желания счастья и за меня, и за себя. Счастье — это быть с природой, видеть её, говорить с ней.

***
Разрушаем миллионы цветков, чтобы воздвигать дворцы, театры с электрическим освещением, а один цвет репья дороже тысяч дворцов.

***
Я сорвал цветок и бросил. Их так много, что не жалко. Мы не ценим этой неподражаемой красоты живых существ и губим их, не жалея — не только растения, но животных, людей. Их так много. Культура — цивилизация есть не что иное, как загубление этих красот и заменение их. Чем же? Трактиром, театром…

***
Вместо того, чтобы учиться жить любовной жизнью, люди учатся летать. Летают очень скверно, но перестают учиться жизни любовной, только бы выучиться кое-как летать. Это все равно, как если бы птицы перестали летать и учились бы бегать или строить велосипеды и ездить на них.

***
Большая ошибка думать, что все изобретения, увеличивающие власть людей над природой в земледелии, в добывании и химическом соединении веществ, и возможность большого воздействия людей друг на друга, как пути и средства сообщения, печать, телеграф, телефон, фонограф, есть благо. И власть над природой, и увеличение возможности воздействия людей друг на друга будут благом только тогда, когда деятельность людей будет руководима любовью, желанием блага другим, и будут злом, когда она будет руководима эгоизмом, желанием блага только себе. Выкопанные металлы могут пойти на удобства жизни людей или на пушки, последствие увеличения плодородности земли может дать обеспеченное питание людям и может быть причиной усиленного распространения и потребления опиума, водки, пути сообщения и средства сообщения мыслей могут разносить добрые и злые влияния. И потому в безнравственном обществе все изобретения, увеличивающие власть человека над природою, и средства общения — не только не благо, но несомненное и очевидное зло.

***
Говорят, говорю и я, что книгопечатание не содействовало благу людей. Этого мало. Ничто, увеличивающее возможность воздействия людей друг на друга: железные дороги, телеграфы, — фоны, пароходы, пушки, все военные приспособления, взрывчатые вещества и все, что называется "культурой", никак не содействовало в наше время благу людей, а напротив. Оно и не могло быть иначе среди людей, большинство которых живет безрелигиозной, безнравственной жизнью. Если большинство безнравственно, то средства воздействия, очевидно, будут содействовать только распространению безнравственности.

Средства воздействия культуры могут быть благодетельны только тогда, когда большинство, хотя и небольшое, религиозно-нравственно. Желательно отношение нравственности и культуры такое, чтобы культура развивалась только одновременно и немного позади нравственного движения. Когда же культура перегоняет, как это теперь, то это — великое бедствие. Может быть, и даже я думаю, что оно бедствие временное, что вследствие превышения культуры над нравственностью, хотя и должны быть временные страдания, отсталость нравственности вызовет страдания, вследствие которых задержится культура и ускорится движение нравственности, и восстановится правильное отношение.

***
Обыкновенно меряют прогресс человечества по его техническим, научным успехам, полагая, что цивилизация ведет к благу. Это неверно. И Руссо, и все восхищающиеся диким, патриархальным состоянием, так же правы или так же не правы, как и те, которые восхищаются цивилизацией. Благо людей, живущих и пользующихся самой высшей, утонченной цивилизацией, культурой, и людей самых первобытных, диких совершенно одинаково. Увеличить благо людей наукой — цивилизацией, культурой так же невозможно, как сделать то, чтобы на водяной плоскости вода в одном месте стояла бы выше, чем в других. Увеличение блага людей только от увеличения любви, которая по свойству своему равняет всех людей; научные же, технические успехи есть дело возраста, и цивилизованные люди столь же мало в своем благополучии превосходят нецивилизованных, сколько взрослый человек превосходит в своем благополучии не взрослого. Благо только от увеличения любви.

***
Когда жизнь людей безнравственна и отношения их основаны не на любви, а на эгоизме, то все технические усовершенствования, увеличение власти человека над природою: пар, электричество, телеграфы, машины всякие, порох, динамиты, робулиты — производят впечатление опасных игрушек, которые даны в руки детям.

***
В наш век существует ужасное суеверие, состоящее в том, что мы с восторгом принимаем всякое изобретение, сокращающее труд, и считаем необходимым пользоваться им, не спрашивая себя о том, увеличивает ли это изобретение, сокращающее труд, наше счастье, не нарушает ли оно красоты. Мы, как баба, через силу доедающая говядину, потому что она досталась ей, хотя ей и не хочется есть, и еда наверное будет ей во вред. Железные дороги вместо пешей ходьбы, автомобили вместо лошади, чулочные машины вместо спиц.

***
Цивилизованный и дикий равны. Человечество идет вперед только в любви, а от технического усовершенствования прогресса нет и не может быть.

***
Если русский народ — нецивилизованные варвары, то у нас есть будущность. Западные же народы — цивилизованные варвары, и им уже нечего ждать. Нам подражать западным народам все равно, как здоровому, 
работящему, неиспорченному малому завидовать парижскому плешивому молодому богачу, сидящему в своем отеле. Ah, que je m'embete!
Не завидовать и подражать, а жалеть.

***
Западные народы далеко впереди нас, но впереди нас на ложном пути. Для того, чтобы им идти по настоящему пути, им надо пройти длинный путь назад. Нам же нужно только немного свернуть с того ложного пути, на который мы только что вступили и по которому нам навстречу возвращаются западные народы.

***
Мы часто смотрим на древних, как на детей. А дети мы перед древними, перед их глубоким, серьезным, незасорённым пониманием жизни.

***
Как легко усваивается то, что называется цивилизацией, настоящей цивилизацией, и отдельными людьми, и народами! Пройти университет, отчистить ногти, воспользоваться услугами портного и парикмахера, съездить за границу, и готов самый цивилизованный человек. А для народов: побольше железных дорог, академий, фабрик, дредноутов, крепостей, газет, книг, партий, парламентов — и готов самый цивилизованный народ. От этого-то и хватаются люди за цивилизацию, а не за просвещение — и отдельные люди, и народы. Первое легко, не требует усилия и вызывает одобрение; второе же, напротив, требует напряженного усилия и не только не вызывает одобрения, но всегда презираемо, ненавидимо большинством, потому что обличает ложь цивилизации.

***
Меня сравнивают с Руссо. Я много обязан Руссо и люблю его, но есть большая разница. Разница та, что Руссо отрицает всякую цивилизацию, я же отрицаю лжехристианскую. То, что называют цивилизацией, есть рост человечества. Рост необходим, нельзя про него говорить, хорошо ли это, или дурно. Это есть, — в нем жизнь. Как рост дерева. Но сук или силы жизни, растущие в суку, неправы, вредны, если они поглощают всю силу роста. Это с нашей лжецивилизацией.

***
Психиатры знают, что когда человек начинает много говорить, говорить, не переставая, обо всем на свете, ничего не обдумывая и только спеша как можно больше сказать слов в самое короткое время, знают, что это дурной и верный признак начинающейся или уже развившейся душевной болезни. Когда же при этом больной вполне уверен, что он все знает лучше всех, что он всех может и должен научить своей мудрости, то признаки душевной болезни уже несомненны. Наш так называемый цивилизованный мир находится в этом опасном и жалком положении. И я думаю — уже очень близко к такому же разрушению, которому подверглись прежние цивилизации.

***
…Внешнее движение — пустое, только внутренней работой освобождается человек. Вера в прогресс, что когда-то будет хорошо и до тех пор можем, как попало, неразумно устраивать себе и другим жизнь, — суеверие.

***
Цивилизация шла, шла и зашла в тупик. Дальше некуда. Все обещали, что наука и цивилизация выведут нас, но теперь уже видно, что никуда не выведет: надо начинать новое.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 01 май 2017, 05:31 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
ИВАН ТУРГЕНЕВ
Христос
Я видел себя юношей, почти мальчиком в низкой деревенской церкви. Красными пятнышками тепли­лись перед старинными образами восковые тонкие свечи.

Радужный венчик окружал каждое маленькое пламя. Темно и тускло было в церкви... но народу сто­яло передо мною много.

Всё русые, крестьянские головы. От времени до времени они начинали колыхаться, падать, поднимать­ся снова, словно зрелые колосья, когда по ним медлен­ной волной пробегает летний ветер.

Вдруг какой-то человек подошел сзади и стал со мною рядом.

Я не обернулся к нему — но тотчас почувствовал, что этот человек — Христос.

Умиление, любопытство, страх разом овладели мною. Я сделал над собою усилие... и посмотрел на своего соседа.

Лицо, как у всех,— лицо, похожее на все человече­ские лица. Глаза глядят немного ввысь, внимательно и тихо. Губы закрыты, но не сжаты: верхняя губа как бы покоится на нижней. Небольшая борода раздвоена. Руки сложены и не шевелятся. И одежда на нем как на всех.

«Какой же это Христос! — подумалось мне.—Та­кой простой, простой человек! Быть не может!»

Я отвернулся прочь. Но не успел я отвести взор от того простого человека, как мне опять почудилось, что это именно Христос стоит со мной рядом.

Я опять сделал над собою усилие... И опять увидел то же лицо, похожее на все человеческие лица, те же обычные, хоть и незнакомые черты.

И мне вдруг стало жутко — и я пришел в себя. Только тогда я понял, что именно такое лицо—лицо, похожее на все человеческие лица,— оно и есть лицо Христа.

Декабрь, 1878


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 04 авг 2017, 11:45 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
АНДРЕЙ ПЛАТОНОВ

ИЗБРАННОЕ



• Бог есть великий неудачник. Удачник — тот, кто имеет в себе какой-либо резкий глубокий недостаток, несовершенство этого мира. В этом и жизнь. А если лишь совершенство, то зачем сюда ты, чёрт, явился?

• Жизнь состоит в том, что она исчезает. Если жить правильно — по духу, по сердцу, подвигом, жертвой, долгом, — то не появится никаких вопросов, не появится желание бессмертия и т.п. — все эти вещи являются от нечистой совести.

• Если бы мой брат Митя или Надя через 21 год после своей смерти вышли из могилы подростками, как они умерли, и посмотрели бы на меня: что со мной сталось?
— Я стал уродом, изувеченным, и внешне, и внутренне.
— Андрюша, разве это ты?
— Это я: я прожил жизнь.

• Я не гармоничен и уродлив — но так и дойду до гроба без всякой измены себе.

• Человек — это капля родительского блаженства, и он должен быть радостью.

• Я знаю, что всё, что есть хорошего и бесценного (литература, любовь, искренняя идея), все это вырастает на основании страдания и одиночества.

• Любовь — есть собственность, ревность, пакость и прочее. Религия — не собственность, а она молит об одном — о возможности молиться, о целости и жизни Божества своего. Мое спасение — в переходе моей любви в религию. И всех людей — в этом спасение.

• Люди живут не любовью, не восторгом, не экстазом, а особым чувством тихой привязанности и привычки друг к другу, как верные муж с женой, как крестьянское большое семейство за одним столом.

• Брак — это не кровать, а сидят рядом муж и жена, плетут лапти на продажу день и ночь и рассказывают друг другу сказки, воспоминания, истории.

• Я знаю, что я один из самых ничтожных. Но я знаю ещё, чем ничтожней существо, тем оно больше радо жизни, потому что менее всего достойно её. Вы — люди законные и достойные, я человеком только хочу быть. Для вас быть человеком привычка, для меня — редкость и праздник.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 03 сен 2017, 10:53 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
ГАБРИЭЛЬ ГАРСИА МАРКЕС


Воплоти свои Мечты!

Если бы на одно мгновение Бог забыл, что я всего лишь тряпичная марионетка, и подарил бы мне кусочек жизни, я бы тогда, наверно, не говорил все, что думаю, но точно бы думал, что говорю. Я бы ценил вещи,не за то, сколько они стоят, но за то, сколько они значат.
Я бы спал меньше, больше бы мечтал, понимая, что каждую минуту, когда мы закрываем глаза, мы теряем шестьдесят секунд света.
Я бы шел, пока все остальные стоят, не спал, пока другие спят.
Я бы слушал, когда другие говорят, и как бы я наслаждался чудесным вкусом шоколадного мороженого.
Если бы Бог одарил меня еще одним мгновением жизни, я бы одевался скромнее,валялся бы на солнце, подставив теплым лучам не только мое тело, но и душу.
Господи, если бы у меня было сердце, я бы написал всю свою ненависть на льду и ждал пока выйдет солнце.
Я бы нарисовал мечтой Ван Гога на звездах, поэму Бенедетти, и песня Серрат стала бы серенадой, которую я бы подарил луне.
Я бы полил слезами розы, чтобы почувствовать боль их шипов и алый поцелуй их лепестков. Господь, если бы у меня еще оставался кусочек жизни, я бы НЕ ПРОВЕЛ НИ ОДНОГО ДНЯ, НЕ СКАЗАВ ЛЮДЯМ, КОТОРЫХ Я ЛЮБЛЮ, ЧТО Я ИХ ЛЮБЛЮ.
Я бы убедил каждого дорогого мне человека в моей любви и жил бы влюбленный в любовь. Я бы объяснил тем, которые заблуждаются,считая, что перестают влюбляться, когда стареют, не понимая, что стареют, когда перестают влюбляться!
Ребенку я бы подарил крылья, но позволил ему самому научиться летать.
Стариков я бы убедил в том, что смерть приходит не со старостью, но с забвением.
Я столькому научился у вас, люди, я понял, что весь мир хочет жить в горах, не понимая, что настоящее счастье в том, как мы поднимаемся в гору.
Я понял, что с того момента, когда впервые новорожденный младенец сожмет в своем маленьком кулачке палец отца, он его больше никогда не отпустит.
Я понял, что один человек имеет право СМОТРЕТЬ НА ДРУГОГО СВЫСОКА только тогда, когда он ПОМОГАЕТ ЕМУ ПОДНЯТЬСЯ. Есть столько вещей, которым я бы мог еще научиться у вас,люди, но, на самом-то деле, они вряд ли пригодятся, потому что, когда меня положат в этот чемодан, я, к сожалению, уже буду мертв.
Всегда говори то, что чувствуешь, и делай, то, что думаешь.
Если бы я знал, что сегодня я в последний раз вижу тебя спящей, я бы крепко обнял тебя и молился Богу, что бы он сделал меня твоим ангелом-хранителем.
Если бы я знал, что сегодня вижу в последний раз, как ты выходишь из дверей, я бы обнял, поцеловал бы тебя и позвал бы снова, чтобы дать тебе больше.
Если бы я знал, что слышу твой голос в последний раз, я бы записал на пленку все, что ты скажешь,чтобы слушать это еще и еще, бесконечно.
Если бы я знал, что это последние минуты, когда я вижу тебя, я бы сказал: Я люблю тебя, и не предполагал бы, глупец, что ты это и так знаешь.
Всегда есть завтра, и жизнь предоставляет нам еще одну возможность, что бы все исправить, но если я ошибаюсь и сегодня это все, что нам осталось, я бы хотел сказать тебе, как сильно я тебя люблю, и что никогда тебя не забуду.
Ни юноша, ни старик не может быть уверен, что для него наступит завтра.
Сегодня, может быть, последний раз, когда ты видишь тех, кого любишь.
Поэтому не жди чего-то, сделай это сегодня, так как если завтра не придет никогда, ты будешь сожалеть о том дне, когда у тебя не нашлось времени для одной улыбки, одного объятия, одного поцелуя, и когда ты был слишком занят, чтобы выполнить последнее желание.
Поддерживай близких тебе людей, шепчи им на ухо, как они тебе нужны, люби их и обращайся с ними бережно, найди время для того, чтобы сказать:"мне жаль", "прости меня", "пожалуйста, и спасибо" и все те слова любви,которые ты знаешь.
НИКТО НЕ ЗАПОМНИТ ТЕБЯ ЗА ТВОИ МЫСЛИ.
Проси у Господа мудрости и силы, чтобы говорить о том, что чувствуешь.
Покажи твоим друзьям, как они важны для тебя. Если ты не скажешь этого сегодня, завтра будет таким же, как вчера.И если ты этого не сделаешь никогда, ничто не будет иметь значения.
Воплоти свои мечты. Это мгновение пришло.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 27 окт 2017, 14:51 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
Андрей Белый
Котик Летаев

Здесь, на крутосекущей черте, в прошлое бросаю я долгие и немые взоры. Первые миги сознания на пороге трехлетия моего — встают мне. Мне тридцать пять лет. Я стою в горах, среди хаоса круторогих скал, громоздящихся глыб, отблесков алмазящихся вершин. Прошлое ведомо мне и клубится клубами событий. Мне встает моя жизнь от ущелий первых младенческих лет до крутизн этого самооознающего мига и от крутизн его до предсмертных ущелий — сбегает Грядущее. Путь нисхождения страшен. Через тридцать пять лет вырвется у меня мое тело, по стремнинам сбежав, изольется ледник водопадами чувств. Самосознание мне обнажено; я стою среди мертвых опавших понятий и смыслов, рассудочных истин. Архитектоника смыслов осмыслилась ритмом. Смысл жизни — жизнь; моя жизнь, она — в ритме годин, мимике мимо летящих событий. Ритмом зажглась радуга на водометных каплях смыслов. К себе, младенцу, обращаю я взор свой и говорю: "Здравствуй, ты, странное!"

Я помню, как первое "ты — еси" слагалось мне из безобразных бредов. Сознания еще не было, не было мыслей, мира, и не было Я. Был какой-то растущий, вихревой, огневой поток, рассыпавшийся огнями красных карбункулов: летящий стремительно. Позже — открылось подобие, — шар, устремленный вовнутрь; от периферии к центру неслось ощущениями, стремясь осилить бесконечное, и сгорало, изнемогало, не осиливая.

Мне говорили потом, у меня был жар; долго болел я в то время: скарлатиной, корью...
Мир, мысли, — накипь на ставшем Я, еще не сложилось сознание мне; не было разделения на "Я" и "не-Я"; и в безобразном мире рождались первые образы — мифы; из дышащего хаоса — как из вод скалящиеся громады суши — проступала действительность. Головой я просунулся в мир, но ногами еще был в утробе; и змеились ноги мои: змееногими мифами обступал меня мир. То не был сон, потому что не было пробуждения, я еще не проснулся в действительность. То было заглядывание назад, себе за спину убегающего сознания. Там подсмотрел я в кровавых разливах красных карбункулов нечто бегущее и влипающее в меня; со старухой связалось мне это, — огненно-дышащей, с глазами презлыми. Спасался от настигающей старухи я, мучительно силился оторваться от нее.

Представьте себе храм; храм тела, что восстанет в три дня. В стремительном беге от старухи я врываюсь в храм — старуха осталась снаружи, — под сводами ребер вхожу в алтарную часть; под неповторимые извивы купола черепа. Здесь остаюсь я и вот, слышу крики: "Идет, уже близко!" Идет Он, иерей, и смотрит. Голос: "Я..." Пришло, пришло — "Я...".

Вижу крылья раскинутых рук: нам знаком этот жест и дан, конечно, в разбросе распахнутом дуг надбровных...
Квартирой отчетливо просунулся мне внешний мир; в первые миги сознания встают: комнаты, коридоры, в которые если вступишь, то не вернешься обратно; а будешь охвачен предметами, еще не ясно какими. Там, среди кресел в серых чехлах, встает мне в табачном дыму лило бабушки, прикрыт чепцом голый череп ее, и что-то грозное в облике. В темных лабиринтах коридоров там топотом приближается доктор Дорионов, — быкоголовым минотавром представляется он мне. Мне роится мир колыханиями летящих линий на рисунках обой, обступает меня змееногими мифами. Переживаю катакомбный период; проницаемы стены, и, кажется, рухни они, — в ребрах пирамид предстанет пустыня, и там: Лев. Помню я отчетливо крик: "Лев идет"; косматую гриву и пасти оскал, громадное тело среди желтеющих песков. Мне потом говорили, что Лев — сенбернар, на Собачьей площадке к играющим детям подходил он. Но позже думалось мне: то не был сон и не действительность. Но Лев был; кричали: "Лев идет", — и Лев шел.

Жизнь — рост; в наростах становится жизнь, в безобразии первый нарост мне был — образ. Первые образы-мифы: человек — с бабушкой связался мне он, — старуха, в ней виделось мне что-то от хищной птицы, — бык и лев....

Квартирой просунулся мне внешний мир, я стал жить в ставшем, в отвалившейся от меня действительности. Комнаты — кости древних существ, мне ведомых; и память о памяти, о дотелесном жива во мне; отсвет ее на всем.

Мне папа, летящий в клуб, в университет, с красным лицом в очках, является огненным Гефестом, грозит он кинуть меня в пучину безобразности. В зеркалах глядит бледное лицо тети Доги, бесконечно отражаясь; в ней — дурной бесконечности звук, звук падающих из крана капель, — что-то те-ти-до-ти-но. В детской живу я с нянюшкой Александрой. Голоса ее не помню, — как немое правило она; с ей жить мне по закону. Темным коридором пробираюсь на кухню с ей, где раскрыта печи огненная пасть и кухарка наша кочергой сражается с огненным змеем. И мне кажется, трубочистом спасен я был от красного хаоса пламенных языков, через трубу был вытащен в мир.

По утрам из кроватки смотрю я на шкафчик коричневый, с темными разводами сучков. В рубиновом свете лампадки вижу икону: склонились волхвы, — один черный совсем — это мавр, говорят мне, — над дитятей. Мне знаком этот мир; мне продолжилась наша квартира в арбатскую Троицкую церковь, здесь в голубых клубах ладанного дыма глаголил Золотой Горб, вещала Седая Древность и голос слышал я: "Благослови, владыко, кадило".

Сказкой продолжился миф, балаганным Петрушкой. Уже нет няни Александры, гувернантка Раиса Ивановна читает мне о королях и лебедях. В гостиной поют, полусон мешается со сказкой, а в сказку вливается голос.

Понятий еще не выработало сознание, я метафорами мыслю; мне обморок: то — куда падают, проваливаются; наверное, к Пфефферу, зубному врачу, что живет под нами. Папины небылицы, страшное бу-бу-бу за стеной Христофора Христофоровича Помпула, — он все в Лондоне ищет статистические данные и, уверяет папа, ломает ландо московских извозчиков: Лондон, наверное, и есть ландо, пугают меня. Голос довременной древности еще внятен мне, — титанами оборачивается память о ней, память о памяти.

Понятия — щит от титанов...
Ощупями космоса я смотрю в мир, на московские дома из окон арбатского нашего дома.

Этот мир разрушился в миг и раздвинулся в безбрежность в Касьяново, — мы летом в деревне. Комнаты канули; встали — пруд с темной водой, купальня, переживание грозы, — гром — скопление электричества, успокаивает папа, — нежный агатовый взгляд Раисы Ивановны...

Вновь в Москве — тесной теперь показалась квартирка наша.
Наш папа математик, профессор Михаил Васильевич Летаев, книгами уставлен его кабинет; он все вычисляет. Математики ходят к нам; не любит их мама, боится — и я стану математиком. Откинет локоны мне со лба, скажет — не мой лоб, — второй математик! — страшит ее преждевременное развитие мое, и я боюсь разговаривать с папой. По утрам, дурачась, ласкаюсь я к маме — Ласковый Котик!

В оперу, на бал, уезжает мама в карете с Поликсеной Борисовной Блещенской, про жизнь свою в Петербурге рассказывает нам. Это не наш мир, другая вселенная; пустым называет его папа: "Пустые они, Лизочек..."

По вечерам из гостиной мы с Раисой Ивановной слышим музыку; мама играет. Комнаты наполняются музыкой, звучанием сфер, открывая таимые смыслы.
Мне игрою продолжилась музыка.

В гостинной я слышал топоты ног, устраивался "вертеп", и фигурка Рупрехта из сени зеленой ели перебралась на шкафчик; долго смотрела на меня со шкафчика, куда-то затерялась потом. Мне игрою продолжилась музыка, Рупрехтом, клоуном красно-желтым, подаренным мне Соней Дадарченко, красным червячком, связанным Раисой Ивановной — jakke — змеей Якке.

Мне папа принес уже библию, прочел о рае, Адаме, Еве и змее — красной змее Якке. Я знаю: и я буду изгнан из рая, отнимется от меня Раиса Ивановна — что за нежности с ребенком! Родили бы своего! — Раисы Ивановны больше нет со мной. "Вспоминаю утекшие дни — не дни, а алмазные праздники; дни теперь — только будни".

Удивляюсь закатам, — в кровавых расколах небо красным залило все комнаты. До ужаса узнанным диском огромное солнце тянет к нам руки...
О духах, духовниках, духовном слышал я от бабушки. Мне ведомо стало дыхание духа; как в перчатку рука, входил в сознание дух, вырастал из тела голубым цветком, раскрывался чашей, и кружилась над чашей голубка. Оставленный Котик сидел в креслице, — и порхало над ним Я в трепете крыльев, озаренное Светом; появлялся Наставник — и ты, нерожденная королевна моя, — была со мною; мы встретились после и узнали друг друга...

Я духовную ризу носил: облекался в одежду из света, крыльями хлопали два полукружия мозга. Невыразимо сознание духа, и я молчал. Мне невнятен стал мир, опустел и остыл он. "О распятии на кресте уже слышал от папы я. Жду его".

Миг, комната, улица, деревня, Россия, история, мир — цепь расширений моих, до этого самосознающего мига. Я знаю, распиная себя, буду вторично рождаться, проломится лед слов, понятий и смыслов; вспыхнет Слово как солнце — во Христе умираем, чтобы в Духе воскреснуть.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 27 окт 2017, 15:10 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
АНДРЕЙ БЕЛЫЙ
ЛИРИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ
Стояло лето. Разрывались ожерелья дней. День за днем -- золотой, росяный, бирюзовый, жемчужный -- падали в чашу безвременья. Так дни летели. Но дни затуманились. Стояла засуха. России грозил недород. Солнце казалось рубином под вуалью -- значит, горели леса. Мы были так измучены. Чувствовалось наше одиночество. Давно не видали никого из своих, милых. С нетерпением ожидали его приезда. Часто ходили на станцию. Гуляли вдоль платформы. Ждали известий. Известий не было. И вот получили его письма. Обещал приехать. Могли слушать милый голос. Не раз так бывало: перед свиданием обыкновенно проносилась странная тяжесть, разливавшаяся в атмосфере, точно гигантская серая птица с дымными крыльями. И горели леса. И расстилалась гарь. Нравилась, пожалуй, эта дымка, воплощавшая в окружающем боль души!..
Помню день его приезда.
С утра шел дождь. Днем парило. Сосны не качались. Калоши расплывались в мягкой глине, когда мы шли его встречать.
Прибыли на платформу в момент прихода поезда. Напряженно искали широкополой коричневой шляпы и такой же крылатки. Увидали. Он пробежал мимо нас за носильщиком. Шляпа была на нем, хотя и широкополая, но соломенная. Синее пальто нес он в руках. Серые волосы побелели. Еще согнулся.
Мы его окликнули. Не слышал. Минуту спустя пожимал нам руки. Смеялся, сняв шляпу, откинув с чела пряди волос. Казалось, в нашей радости он заметил нечто вопросительное, искательное. Смущался, щурясь голубыми подслеповатыми глазами и протирая пенсне.
С обеих сторон было много пережито не сообщенного друг другу. Это создавало атмосферу отчужденности в самой радости встречи.
На возвратном пути сообщал о своем труде, "Задачи и методы синтетической философии", и о поездках па север, а мы любовно вглядывались в близорукое лицо и с тайной грустью отмечали на нем морщины. Жадно прислушивались к словам, но не приставали с вопросами. В боязливой стыдливости обнаружилась сила нашей дружбы. Знали, что и сам расскажет нам все на вечерней заре...
Он пошел отдохнуть. Да и мы разошлись -- я и сестра. Было неловко остаться нам с глазу на глаз, было неловко смотреть в глаза. Боялись заговорить о нем в его отсутствие.
Прилив счастья -- тихий, пьяный, слегка грустный -- уносил сердце, как прежде. Невольно пелись знакомые слова:

Сияй же, указывай путь,
Веди к недоступному счастью
Того, кто надежды не знал...
И сердце утонет в восторге
При виде... тебя1.

Вошла сестра. Мне стало стыдно.
За обедом он рассуждал о текущих событиях: "Меня поражает отношение общества к марксизму!.." Но от меня не укрылось, что сюртук его чересчур ветх. С горьким упреком откинулся на спинку стула, как будто он был виноват, что пронзил мне сердце своей бедностью. Но он не заметил моего волнения. Сестра тоже.
Белый день улетал с ветерком. Наплывал красный вечер. Между нами возникла уютная близость, которую он вносил своим появлением, без которой томились, -- уютность, приласкавшая нас. Глаза его засияли, как звезды. Длинными руками перебирал ненужные предметы и заявлял о синтетическом характере русской философии и о многом другом... Отказываюсь передать смысл его слов. Нельзя запечатлеть всех молний. Стучал ножом по столу, портя скатерть... Это было первое звено в цепи откровений, которые он постиг. Уж пропели красные петухи вечера. Белый день канул в бездну ночи. Отовсюду ринулись тени, успокоились -- пали на все. Мы суеверно придвинулись к нашему милому, старому другу. Он теперь молчал... Свистнула птичка и как будто пожаловалась на что-то.
Внезапно сестра сказала печально и торопливо, что она устала и что с ним быть хорошо. Вот он уедет. Хлынет старое. Тоскливый ужас камнем падет на сердце. Сказала, и слезы блеснули невольно. Но он молчал, добродушно глядя на нас и, как мне казалось, лукаво. Вдруг хлынула радость, мне захотелось ему подсказать его тайну. Он сидел молчаливый, опоясанный счастьем. Одна рука покоилась на перилах террасы. На другую склонил голову. И сестра взяла его широкую руку. Взяла и поцеловала со словами: "Пусть сердце утонет в восторге при виде тебя". И не противился. Казалось, не слушал сестры, весь ушедши в безмолвие. Знакомые волны опять уносили. Опять после долгой разлуки я хотел сказать о несказанном, но подумал: "Он знает все". Но он молчал.
Сверкающий метеор тихо понесся над нами. И растаял. Все осталось по-прежнему. Только глубокая грусть отуманила взор старика. Разошлись со свечами в руках. Глубокой ночью я гулял. Мне казалось -- окрестности улыбались луной, а липы слишком вытягивались, бросая тени. Глубокой ночью облака, как события, наплывали отовсюду. В комнате сестры не потухала свеча. Значит, и сестра не спала. Мы сладко терзались несказанным.
Глубокой ночью не раз подходил к его двери, чтоб приложиться к замочной скважине. Виднелась сутулая спина, склоненная над столом; не было видно головы, припавшей к рукописи: писал о задачах и методах синтетической философии или о многом другом...
Утром свистели синицы. Было холодно и туманно. За рекой прыгал красный петух: там развели костер, и теперь пламень лизал синюю мглу.
Неловко встретились за чаем на террасе, точно стыдясь друг друга. Он был в синем пальто. Он казался бледный и грустный, сказал, что уедет. На его сапогах я заметил заплату. Ноющая боль поднялась в моей груди. Я не задерживал его.
Крепко пожали руки на станции. "Скоро увидимся" -- это был последний привет, о котором так часто вспоминаем теперь, в эти зимние вечера, когда вьюга плачет над старым домом.
Скоро он побежал за носильщиком в вагон московского поезда. В последний раз его фигура мелькнула в окне вагона! Он устанавливает над головой чемоданчик. Сестра закивала ему. Он нас не заметил.
Недавно появился в печати его незаконченный труд: "Задачи и методы синтетической философии"...
Недавно я был на его могиле. Снег кружился у моих ног, и я все смотрел на трепещущий огонек лампадки.
Теперь в эти зимние дни мы часто говорим с сестрой о том, что произошло между нами троими. Но мы останавливаемся больше на нем, чем на словах, обращенных к нам. Нам страшно в них разбираться. Мы теперь позабыли будущее: ведь он был весь -- будущее, но он отошел в прошлое. Прошлое опять заслоняет все. Мы многое забываем и обращаемся к обыденности, С нами уж нет никого из своих, милых.
День за день -- золотой, бирюзовый, метельный -- тихо падает в чашу безвременья...
1

Бегут минуты. Мелькают образы. Все несется. Велик полет жизни. Крутятся созвездья -- вращаются без конца. И летят, летят...
Это -- слезы огня: Безначальный заплакал когда-то. Брызги вспыхнувших слез в необъятном горят, остывая. И аккорды созвездий в душе пробуждают забытую музыку плача.
Это -- звезды -- огнистые искры промчавшейся вечной ракеты. Горят, остывая. Сквозь хаос пространств посылают друг другу снопы золотые -- знамена огня промчавшейся родины.
И вот, погасая, бросают сквозь бездну золотисто-воздушные светы. Прижимает остывшее лоно снежно-трепетные ласки тепла и белого золота. И от бело-золотых, атласно-воздушных и жарких томлений сотканные из лучей существа возникают на поверхности стынущих звезд.
Поют о Солнцах дети Солнца, отыскивают в очах друг у друга солнечные знаки безвременья и называют жизнью эти поиски светов.
А золотисто-воздушные потоки летят и летят к ним, лаская и нежно целуя, сквозь хаос столетий, сквозь бездну текущих пространств.
Среди минут мелькают образы, и все несется в полете жизни. Дети Солнца сквозь бездонную тьму хотят ринуться к Солнцу.
Как бархатные пчелы, что собирают медовое золото, они берегут в сердцах запасы солнечного блеска. Сердце их вместит полудневный восторг: оно расширится, как чаша, потому что душа их должна стать огромным зеркалом, отражающим молнии солнц. Они рождают внуков Солнца, чтоб передать им тайну света -- светозарные знаки. Эти знаки открывают солнечность.
И вот длинный ряд поколений научается вспоминать невиданное и называет наукой эти желанные воспоминания.
Собирают солнце, накопляют светы -- золотые светы и воздушно-белые, -- накопляют светы внуки Солнца.
Будет день, когда сердце их вместит все огненные слезы -- слезы мировой ракеты, вспыхнувшей до времени времен.

2

Я родился. Детство мое было окутано тьмой. Два черных крыла трепетали над младенцем. Висела черная, ночная пасть и дышала холодом. Помню впервые себя у окна. Замороженные стекла горели искрами. Мне хотелось, чтоб няня собрала эти искры в деревянную чашечку.
Кто-то седой и скорбный сидел за столом, вперив серые очи в одну точку. Потирал руками колени и сморкался от времени до времени. Две свечи погребально светили ему, и широкая черная лента его пенсне непрерывно стекала со скорбного лица. Он сидел на фоне зияющей тьмы, неумолимо рвавшейся в освещенное пространство. Оскаленная пасть грозила нас проглотить. Но скорбный старик встал и закрыл двери. Пасть сомкнулась.
А он продолжал сидеть, замирая, вперив глаза в одну точку. Он мне показался неизвестным, но заскорузлый палец руки протянулся надо мной, и над ухом раздался голос няньки: "Вот папа... Он с нами..." Я начинал узнавать. За стенкой раздавалась суровая песнь. Согбенный отец подошел ко мне. Щекотал пальцем и говорил: "Это -- зимний ветер".
В окне зияла черная пасть и дышала холодом. Мне сказали, что там -- небо.
Унесли спать.

3

Я любил солнечных зайчиков, бегающих по стенам. Это было так странно, что я покрикивал: "Что это, что это?.." Но все смеялись. Смеялся и я, но в груди моей бились крылья.
Я любил золотисто-воздушные потоки светов и ласки белого золота. Весной мы переезжали на дачу, и я бегал по дорожкам сада отыскивать детей. Это были всё голубоглазые мальчики и девочки. Мы играли в детей Солнца. После дождя лужи сияли червонцами. Я предлагал собирать горстями золотую водицу и уносить домой. Но золото убегало, и когда приносили домой солнечность, она оказывалась мутной грязью, за которую нас бранили. Иногда мы прыгали по лужам, в синих матросках с красными якорями, хлопали в ладоши и пели хором: "Солнышко-ведрышко".
Ослепительные брызги разлетались во все стороны, но когда возвращались домой, взрослые говорили, что мы покрыты грязью. Смутно понимали мы, что все это хитрей, чем кажется.
А золотисто-воздушные потоки летели сквозь хаос столетий и ткали вокруг нас полудень белого золота. Мы казались лучезарными, и седой дачник всегда провожал нас старческим бормотаньем: "Невинные ангелы..."
О Солнце мечтали дети Солнца. Собирали, как пчелы, медовую желтизну лучей. Я не знаю, чего нам хотелось, но однажды я попросил у отца золотого вина, полагая, что это -- напиток солнца.
Мне сказали, что детям рано вино пить. Однажды собрались дети Солнца к старой бузине. Это был наш воздушный корабль. Мы сидели на ветвях, уплывая к Солнцу. Я командовал отплытием. В груди моей подымалась музыка: раздавался шелест молниеносных струй. А дерево бушевало, и ветви склонялись. Склоняясь, качали детей света, несущихся к Солнцу. Потоки белого золота пробивали зелень, грели нас и качались на песке лучезарными яблочками1.

4

Однажды вечером раздались звенящие звуки. Точно растягивали мед золотой и густой, как клей, чтоб делать из меда золотистые, лучезарные нити. Порой казалось, что это -- плещущие струи жидкого солнца. Но это не было солнце: на балкончике соседней дачи сидел хромой студент в красной рубахе, потряхивал кудрями и водил по скрипке смычком.
И скрипело золото, растягиваясь в нити, и кто-то со смехом наматывал эти нити в золотые клубочки и бросался клубочками, как лучезарными зайчиками.
Долго я слушал хромого студента и говорил: "Звучит солнце... звучит золото... не все то золото, что блестит..."
Учился.

5

Дни мелькали. Я устраивал опыты. Шуршал золотыми, осенними листьями.
Раскрашивал картинки золотыми красками. Сыпал между пальцами сухой, желтый, шуршащий овес.
Однажды луна озаряла комнату. Я вскочил с постели и подбежал к зеркалу. Из зеркальной глубины ко мне бросился резвый мальчик и блистал глазенками. С ближней дачи неслись солнечные звуки. -- Наматывали лучезарные клубочки ниток. Должно быть, студент играл на скрипке.
Я поймал зеркалом лунный луч. Опрокинул зеркало на пол и мечтал, что стою над прудом. Золотая, блестящая поверхность блистала трепетом, и хотелось искупаться в глубине. Я прыгнул в зеркало. Раздался треск, и что-то укусило меня за ногу.
Прибежали на шум. Увидали меня у разбитого зеркала.
Тогда собрался семейный совет, и решили взять мне учителя. Дяди и тетки наперерыв толковали: "Впечатлительный мальчик ищет пищи своей любознательности. Рациональней удовлетворить любознательность солидной пищей, нежели кормить ее фантазиями". Один старый отец скорбно молчал. Поглядывал на меня. А широкая лента его пенсне непрерывно стекала с лица. Он понимал меня. Но он молчал.
С той поры ко мне стал хаживать хромой студент с длинными волосами. Тщетно я ждал, что он принесет с собой и скрипку. Он приносил мне лучезарных букашек да сушеные травы, говоря, что и это -- продукты солнечной энергии.
Впоследствии я узнал, что он стал спиритом2.
Проходили года.

6

Я кончал гимназию. Иногда ко мне заходил хромой учитель. Раздавался его резкий голос: "Бегут минуты. Мелькают образы. Все несется. Велик полет мысли. Память -- чувствительная пластинка. Все она отпечатает. Летит возвратный образ. Вторично отпечатывается. Стираются частности. Остаются общие контуры. Образуются понятия..."
Он ударял пальцами в такт речи, учил меня музыке слов. У него осталась привычка приходить ко мне, развивать мои мысли, стирать частности, образовывать понятия.
Понятия сплетались. Разнообразны были их отношения. Ткань плелась. Звенья умозаключений, как паутинные хлопья, подавали знаки нам издали. Окрепшая мысль крыльями била. Бил руками по столу и ногой по полу мой восторженный учитель, и узенькая белокурая бородка тряслась восторженно.
Он кричал: "Мысль растет. Все уносит. Все несется на крыльях мысли. Но вот сама мысль загибается -- загибается, как лента. Обращается на себя. Замыкается круг ее. Разбросанные звенья умозаключений сливаются в одно паутинно-туманное кольцо. Ветер вращает это белесоватое колесо тумана".
И мы образовали круги мысли, и вращали это белесоватое колесо тумана -- я и хромой учитель. И слова наши рассекали воздух, как бриллиантовые ракеты. Обсыпали друг друга дождем огненных слез пиротехники3 глубин.

7

Я исследовал спектры4. В колбах и ретортах у меня возникали миры. Неоднократно профессор астрономии тыкал меня под телескоп. Наконец я сдал экзамен и открыл курс: "О хвостах комет"...

8

Вся солнечность, на какую я был способен, все медовое золото детских дней, соединясь, пронзили холодный ужас жизни, когда я увидел Ее. И огненное сердце мое, как ракета, помчалось сквозь хаос небытия к Солнцу, на далекую родину. Стала огненная точка в темноте рисовать световые кольца спирали. Наконец она удалилась. Огнисто-спиральные кольца беззвучно растаяли.
Ее глаза -- два лазурных пролета в небо -- были окружены солнечностью кудрей и матовой светозарностью зорь, загоревшихся на ее ланитах. Пожарный пурпур горел на ее тонких губах, под которыми блистало жемчужное ожерелье.
Мы были две искры, оторванные от одной родины, -- две искры потухшей ракеты. Взглянув друг другу в глаза, мы узнали родину.

9

Я писал ей: "Вспыхнула душа трепетным огоньком -- светозарная точка. И свет мира засиял. И свет мира не был залит тьмою.
Понеслась сияющая точка к водопаду времени. Вонзилась в века. В черноте стала рисовать огненные кольца спирали. Можно было видеть огненную спираль, уносившуюся сквозь время.
Начало ее сверлило тьму.
И свет мира, засиявший во мраке, мирно понесся на далекую родину.
Ревели века. Нависал старый рок -- черный ужас. Замирало сердце, трепеща. Пустота разверзалась во всех концах -- ив веках, и в планетных системах. Хлестали слезы -- эти вечные ливни. Налетали потопы. Заливали пламенный путь.
Отныне не могли задушить огневеющий восторг.
И все видели полет воспламененной души, оставлявшей позади огненные кольца спирали. Нужно было раз коснуться души. И пылала душа -- светозарная точка. Уносилась сквозь время. Казалось -- змея, огневеющая белизной, переползала мировую пустоту, оглушаемая роковым воплем столетий. То, что зажглось, неслось сквозь время. А время спешило в безвременье. И свет мира, засиявший во мраке, мирно понесся на далекую родину".
Так я писал. После этого письма я ее встретил, но она отвернулась. Это было зимой, на катке. Она скользила по прозрачному льду под руку с офицером, оставляя на льду то круги, то спирали. Казалось, они неслись сквозь время.

10

Я хотел ее удивить и показать ей вечное. Для этого на скошенном лугу перед дачей я велел тайно забить ракеты. Я хотел устроить неожиданный фейерверк -- разорвать тысячи солнц над влажными, ночными лучами. Я знал, что она должна была присутствовать при этом, потому что муж ее -- мой друг -- не захочет лишать меня удовольствия, а она -- его. Я хотел намекнуть ей этими ракетами о полетах и восторгах наших душ.
Мы весело пили золотое вино, полагая, что это -- напиток солнца. Черная ночь нас покрыла туманным холодом. Суеверней и чаще дышали горячие груди. Она почему-то украдкой бросала на меня удивленные взоры, но я делал вид, что ничего не вижу.
Мы пили золотое вино и багряное. Я дал знак хромому медиуму5, старому учителю, и он скрылся во мраке ночи. Что-то тревожно-манящее, грустно-мягкое почило на ее застывшем лице. Я пригласил всех на террасу. Над нами висела черная ночная пасть.
Висела и дышала холодом.
У горизонта забила золотая струйка искр. У горизонта открылся искромет. Понеслись по ветру золотенькие искры, быстро гаснувшие. Еще. И еще.
И везде забили искрометы. С ближнего холма сорвался поток светозарных искр, наполняя окрестность ровно-золотым трепетом. Озаренный золотистым, хромой медиум кричал так странно звучащие слова: "Еще не все погибло. Душа перестала лететь на далекую родину, но сама родина затосковала о потерянных -- и вот летит им навстречу старинная родина". Над горизонтом промчались горящие жаворонки -- точно красные кометы, и все услышали над головой трепетание крылий примчавшейся родины.
А хромой медиум, уже не озаренный погасшим водопадом, продолжал выкрикивать в темноте: "И вот, как ракета, взвилось огоньковое слово. У горизонта забила золотая струйка искр. У горизонта открылся искромет. Понеслись по ветру золотенькие искры, быстро гаснущие. Еще. И еще.
И везде забили искрометы".
А уже окрестность свистела и шипела. Огненные колеса жужжали, кое-где вспыхивали пурпурно-бенгальские, странные светочи6.
Кто-то услышал тихую поступь -- бархатно-мягкую поступь в тишине. Поступь кошки. Это ночной порой кралось счастье. Это было оно. Не понимали, что подмымалось в сердцах, когда в небо били гаснущие искрометы -- золотые фонтаны вдохновения. Не понимали, что вырвало из жаркой груди светомирные вздохи грусти.
Она стояла близко, близко. Что-то манящее, грустно-застывшее почило на ней, и, понимая меня, она смеялась в ласковой безмятежности.
Тогда я сказал гостям: "Вечность устроила факельное празднество. Значит, по лицу земли пробежали великаны. Только они могли выбросить пламя. Только они могли начать пожар7. Только они могли затопить бездну дыханием огня".

11

Все потухло. Мы молчали. Неслись минуты, и мы смотрели на созвездья -- эти слезы огня. Безначальный заплакал когда-то: брызги вспыхнувших слез в необъятном горели над нами. Сквозь хаос пространств посылали снопы золотые друг другу. И аккорды созвездий в душе пробуждали забытую музыку плача. Я услышал чуть слышные звуки рыданий и смеха. Точно роняли жемчуга.
Это она смеялась блаженно. Плакала горько. Тихо сказала, что ночь голубеет, а эмпирей8 наполнен голубыми волнами.
Услышали звучание небес -- прибой волн голубых. Сказали друг другу: "У нее истерика"...
Заискрились белые тучки пенно-пирным золотом. Горизонт янтарел.
12

Я остался в голубом, ласковом безмолвии. Я молчал. Я добился своего. Мне оставалось только умереть от счастья.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 12 янв 2018, 13:01 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
ЮРИЙ КУРАНОВ

(Из записок в блокноте при долгих и коротких встречах)
Изнутри всё течет рекой. Состояние радостного преображения прошлого в будущее...

Жёлудь
Растёт всё выше, выше
Дуб на волю просится,
Чтобы весь мир увидеть


Мысль сама себя мыслит. Книга сама себя пишет: "оттуда, из этой вот точки, несется потоком рой отпечатанной книги". И конечно, несет в себе принцип собственного прочтения.
Всю свою жизнь, что я себя помню, я ощущал некий внутренний поиск. Меня постоянно куда-то тянуло, но я не мог понять, куда именно. В детстве это чувство воспринималось мной, как нехватка «дома». Это было так интересно, ведь я находился дома, но не чувствовал себя Дома?

Легче вдруг стало душе,
С сердца как камень свалился:
Верно тогда за меня
Кто-нибудь Богу молился.


Способность видеть чудесное в обыкновенном - неизменный признак мудрости.

Время от времени необходимо уединяться среди высоких деревьев и укромных долин, чтобы восстановить свою связь с источником жизни. Вдыхай и позволь себе воспарить во все концы Вселенной; вдыхай и собирай космос внутри себя. Затем дыши всем плодородием вибрирующей
земли. Наконец, смешивай дыхание неба и дыхание земли со своим собственным дыханием и пусть оно становится Дыханием самой Жизни

"Русь, ты вся поцелуй на морозе!" -
Там Хлебникова строка.


Очень важно гулять в одиночестве, сидеть под деревом – без книги, без товарища, в уединении – и наблюдать, как падают листья, слушать, как плещет вода, как поет рыбак, следить за полетом птицы, следить за собственными мыслями, когда они гонятся друг за другом в пространстве вашего ума. Если вы будете способны оставаться в одиночестве и наблюдать за всем этим, тогда вы откроете необыкновенные богатства, которые не в состоянии обложить налогом ни одно правительство, которые не сумеет испортить никакое человеческое вмешательство, которые никогда не будут доступны разрушению

Каждый день земной жизни – день дежурства у черты Вечности.Надо идти каждое мгновение земной жизни, неся Вечность всем делам и людям.Самый главный и великий смысл текущей минуты в том, что именно эта минута и есть неповторимое летящее мгновение Вечности. Именно это «сейчас» и составляет все самое главное, самое важное и самое ценное в жизни.Мы все на дежурстве у черты Вечности. Из Вечности мы пришли, в Ней живём во временной форме на Земле и к Ней уйдём, обогащённые новым опытом.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Амфитеатр малых литературных форм
СообщениеДобавлено: 18 апр 2018, 06:42 
Не в сети
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 20 апр 2011, 07:35
Сообщений: 955
ФЁДОР НАЗАРОВ

Иногда, уставши от всех нелепиц, от житейской фальши и ширпотреба,
обращаешь взор на ночное небо, где висят пустые ковши медведиц,
освещая то ли ворота рая, то ли путь Христа иль Магомета...
Мы сплели созвездья из млечной каши, и они горят. Ничего не зная.


Вернуться наверх
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Форум закрыт Эта тема закрыта, Вы не можете редактировать и оставлять сообщения в ней.  [ Сообщений: 179 ]  На страницу Пред.  1 ... 8, 9, 10, 11, 12





Сейчас посетителей в разделе : 2